заикаться, двое поседели, у восьмерых впоследствии выявилось недержание в неизлечимой форме. А несчастный барыга, прогневивший мудрого, доброго и великого правителя, кое-как дополз до дома, лег на кровать, и больше с нее не встал. Когда за ним пришли, его прямо так, лежачим, и доставили в теремок радости.

Цент шел по городу, гневно сопя и сквернословя сквозь зубы. Прохожие шарахались в стороны, прятались в домах, иные съеживались у стен, притворяясь несъедобными. Повергнув в ужас всю Цитадель, Цент достиг своего терема, вошел внутрь и прямым ходом направился в свои покои.

— Ко мне никого не пускать! — приказал он стражникам. — Никого! Особенно баб! Хоть умрите, но приказ исполните. Иначе….

Стражники, побледнев от ужаса, закивали головами, заверяя князя, что выполнят его приказ даже ценой собственных жизней.

Только оказавшись в своих покоях, Цент немного остыл. Весь этот возмутительный произвол, свидетелем которого он только что стал, отошел на второй план, стоило княжескому взгляду прилипнуть к бутылке вожделенного напитка. Она заняла свое место на столике возле широкого самодержавного ложа, и один ее вид рождал в душе Цента атмосферу праздничного ликования.

Едва увидев этот коньяк на рекламной листовке, князь понял, что должен отведать его. Напиток с таким авторитетным названием просто обязан был оказаться в желудке у самого крутого из ныне живущих людей.

— Ну-с, не будем тянуть, — улыбнувшись, произнес Цент, с теплотой и нежностью взирая на емкость.

Конечно, он бы предпочел осуществить дегустацию в торжественной обстановке, под звуки русского шансона, испив нектар из золотого кубка. А придворный люд стоял бы рядом и истекал завистливой слюной. Но требовалось спешить. В любой момент в покои могли ворваться бабы и начать сокрушать самодержавный мозг. А они могли. Они умели. У них по этой дисциплине были красные дипломы и черные пояса.

Цент взял стакан, обычный граненый стакан, который держал в шкафчике на экстренный случай, и, плюхнувшись задом на кровать, склонился над столиком. Нежно коснулся руками бутылки. Как же она была прекрасна! Князь вообразил себе, какое блаженство вскоре испытает, и по его подбородку полилась алчная слюна. Он суетливо откупорил бутылку, наполнил стакан до краев, и торжественно поднес его к губам. Требовалось что-то сказать, пить амброзию без тоста было бы преступным деянием.

— За крутость и конкретность! — тихо произнес Цент, и припал к сосуду.

Он успел вылакать полстакана, прежде чем его вкусовые рецепторы забили тревогу. Судя по их сигналам, в уста самодержца заливалось что угодно, но только не добротный коньяк. Больше походило на то, что в княжеском рту оказалась смесь несвежей урины, машинного масла и дешевого стеклоочистителя.

К счастью, проглотить успел немного. Все, что задержалось в ротовой полости, князь оперативно выплюнул на пол, прямо на дорогой ковер.

— Какого черта? — прохрипел Цент, яростно отплевываясь.

Он осторожно поднес стакан к лицу и понюхал жидкость. В нос ударил резкий запах зассанного подъезда, и князь поспешно отвел стакан от лица, опасаясь, что его вот-вот стошнит на персидский ковер, которому и так уже досталось.

— Я не понимаю, — растерянно произнес Цент. — Что это такое?

В его долгой и бурной жизни бывшему рэкетиру доводилось вкушать самые разные напитки, в том числе и довольно поганые. Но этот коньяк о восьми звездах оказался бесспорным чемпионом в плане тошнотворности. Было сомнительно, что эту дрянь вообще можно употреблять без риска для жизни, а о каких-то звездах и речь не шла. На данной бутылке вместо них впору было рисовать кресты.

— Как же так? — простонал Цент, схватив со стола бутылку. — Вот же написано: круто да конкретно. И все звездочки на месте. Вот же они: одна, две, три….

Тут его взгляд, рассеянно блуждающий по этикетке, заметил едва различимую надпись, больше похожую на тонкую прямую линию. Чтобы разглядеть микроскопические буквы, Центу пришлось вооружиться лупой.

— ЗАО «Рашид инкорпорейтед», — прочел Цент, после чего лупа и бутылка выпали из его ослабевших рук.

— Рашид инкорпорейтед, — повторил он помертвевшими губами. — Как же, как же, помним. Лучшие виноградники Махачкалы. Дагестанский розлив.

Вспомнил он и самого Рашида, с которым пересекался еще в девяностые. Тот уже тогда активно торговал спиртосодержащей отравой с громкими названиями, и на звездочках не экономил. Походило на то, что горец проворачивал свой бизнес вплоть до зомби-апокалипсиса, успев вбросить на рынок и этот фальшивый коньяк со столь заманчивым названием. О том, что входило в состав напитка, Цент старался не думать. Одно лишь его волновало — переживет ли он дегустацию, или отъедет в лучший мир с одного глотка амброзии?

— Ну, Рашид! — прорычал князь в гневе. — Радуйся, что ты помер. Иначе добрался бы я до тебя, и заставил бы пить эту мочу весь остаток твоей жизни.

Он схватил со стола бутылку, и швырнул ее в окно. Спустя мгновение снаружи раздался болезненный крик.

Князь упал на кровать, чувствуя себя подло и цинично обманутым. Целый месяц он жаждал отведать сего дивного напитка, и вот чем обернулась долгожданная дегустация.

— Кругом измена, трусость и облом! — трагическим тоном изрек князь.

Он заставил себя подняться на ноги, и отправился на кухню. Бог с ним, с коньяком. Не повезло. Бывает. Но вот с чем необходимо было разобраться, так это с систематическими хищениями княжеских продуктов. Разве можно такое терпеть? Сейчас они князя тишком объедают, а дальше и самого на вертел пристроят. Нет, этого нельзя было допустить. Цент твердо решил искоренить преступность. А если не выйдет, то хотя бы умучить пару-тройку человек. Ему позарез необходимо было отвести на ком-то душу после только что пережитого разочарования.