в Столетней войне, но и затронул проблематику англо-шотландского пограничья. Последователь Бьюкенена Джон Споттисвуд в «Истории шотландской Церкви»^[17] кое в чем дополнил сведения, приводимые Бьюкененом, объяснив остроту англо-шотландских противоречий особенностями национального характера шотландцев, издревле не желавших подчиняться давлению со стороны английской короны и, поэтому готовых поддержать любых ее противников. С английской стороны эту тему затрагивал Уильям Кэмден в своей «Британике». Историк рассматривал английскую политику в отношении Шотландии этого периода как попытку расширить сферу влияния на севере острова и ликвидировать очаг французской угрозы на севере страны, которым для Англии, несомненно, являлась Шотландия, имевшая прочные и долгие союзные отношения с Францией^[18].

Заложенные в XVI–XVII вв. традиции в освещении англо-шотландского конфликта определили направление дальнейших разработок этой темы в историографии XVIII в. и, отчасти, сохранили свое значение в позднейших работах историков. Дэвид Юм в «Истории Англии» обратил особое внимание на англо-шотландские противоречия в XIV–XV вв., акцентировав попытку Шотландии добиться самостоятельной позиции в англо-французском соперничестве. Автор, достаточно подробно описав годы пленения Джеймса I, остановился на комплексе мер, предпринятых им для укрепления королевской власти Шотландии^[19].

В конце XVIII — начале XIX в., по мере дальнейшего развития исторической науки, постепенно возрастал и интерес к истории Шотландии и англо-шотландским отношениям. В двухтомной «Истории Шотландии» Уолтера Скотта^[20], вышедшей в свет в 30-е гг. XIX в., воззрения Д. Юма были дополнены и романтизированы: описания шотландской вольницы, борьбы против английского насилия, сопровождались экскурсами, дающими представления о богатстве и многогранности шотландской культуры, давних исторических традициях, о самобытности исторического пути, пройденного Шотландией.

Дальнейшему изучению англо-шотландских отношений способствовало введение в научный оборот новых, в том числе, локальных источников: хроник отдельных монастырей, приорств, крупных кланов и семейств^[21]. Впрочем, надо заметить, что круг таких источников довольно узок и многие из них обрываются концом XIV в. Детализированная, с привлечением новых материалов панорама англо-шотландских отношений первой половины XV в. начинает входить, неотъемлемой частью в труды, посвященные истории двух государств^[22].

Среди работ такого плана, появившихся на протяжении XIX — начала XX вв., выделяются исследования Дж. Уайли и Э. Лэнга. При рассмотрении англо-шотландских отношений Дж. Уайли в его «Англии при Генрихе IV»^[23] интересовала, прежде всего, высокая политика, отношения между Лондоном и Эдинбургом. Столкновения на пограничье в начале XV в. воспринималась автором, прежде всего, под углом зрения территориальных устремлений первого Ланкастера и знаменитого семейства Перси. Уделяя достаточное место королевской политике, полагая, что именно Лондон определял характер отношений с Шотландией и реально руководил действиями северо-английских лордов на пограничье, Дж. Уайли при рассмотрении проблем, связанных с самим нобилитетом, часто недооценивал роль пограничной знати в эскалации пограничных конфликтов.

Схожие подходы характерны и для четырехтомной «Истории Шотландии» Эндрю Лэнга^[24]. Он сосредоточивает свое внимание на проблемах политической истории Шотландии. Следует отметить, что этот историк привлек не только давно вошедшие в научный оборот источники, но и хроники хайлендских монастырей, а также летописи отдельных хайлендских кланов, что позволило ему обосновать предположение о наличии целенаправленной политики Лондона в отношении пограничных регионов и о попытке английской стороны именно таким образом влиять на отношения с шотландской столицей.

В течение долгого времени тема англо-шотландских отношений главным образом освещались в трудах скорее обзорного, чем исследовательского характера, при этом тема англо-шотландских отношений являлась для историков периферийной^[25]. Вплоть до 30–40х гг. минувшего столетия литература, касавшаяся проблем англо-шотландского пограничья, предпочитала рассматривать интересующие нас события с точки зрения англичан. Позиция соперников Англии ее практически не интересовала.

Однако, как показали работы E. У. Бальфур-Мелвилла и Дж. Ллойда, подобная тенденциозность стала постепенно преодолеваться. E. У. Бальфур-Мелвилл^[26] в своем детальном исследовании «Джеймс I» акцентировал внимание не столько на действиях англичан, сколько на политике самого Джеймса I, увязывая в единый комплекс его внутреннюю политику и внешнеполитические устремления. Работа Дж. Ллойда «Оуэн Глендоуэр»^[27] удачно заполнила существовавший до тех пор историографический вакуум, вводя в научный оборот ранее неизвестные материалы, касающиеся отношений Англии с Уэльсом в этот период и, самое главное, — показав зависимость этих отношений от динамики развития англо-шотландского пограничного конфликта.

Скудность специальных работ по истории англо-шотландских отношений XIV–XV вв. во многом определялась сложившейся в науке привычкой концентрировать свое внимание на ведущем конфликте этого периода — Столетней войне^[28]. Такие политические партнеры, как, например, Шотландия, составлявшие в этом конфликте отдаленную политическую и географическую периферию, фактически оставались вне поля зрения историков, которые удостаивали шотландский корпус, выступавший на французской стороне, лишь самых общих упоминаний и замечаний^[29].

Не менее живучей оставалась традиция сосредотачиваться на военной стороне дела, на описании сражений, вольно или невольно, пренебрегая их политической подоплекой^[30]. При этом английские историки явно ощущали нехватку опубликованных шотландских источников. Здесь давала о себе знать также и вызывавшая сильные нарекания организация архивов в самой Шотландии. Ситуация стала меняться в послевоенные годы XX в., когда и в Англии, и в самой Шотландии возрастает интерес к локальным исследованиям, базирующимся в основном на разысканных в местных архивах и хранилищах документах. Благодаря этому появились солидные работы по истории отдельных семей, в том числе, и известных пограничных кланов^[31]. Все это дало стимул появлению ряда работ, где накопленные сведения углубленно систематизируются и анализируются.

Знаковым, если так выразиться, исследованием, отразившим состояние изучения событий XV в. в