не следовал, но и доедал «недоеденное» за всем отделением.

Он быстро съедал свою порцию, печально складывал руки на столе и вздыхал, укоризненно глядя как мы едим. И от этого взгляда кусок застревал в горле и мы «недоедали» еще больше, отодвигая от себя остатки и стараясь не смотреть, как Сидоров жадно их поглощает. А вот за что-нибудь вкусненькое, он готов был продать душу и даже больше. Например, за банку сгущенки был готов целый день выполнять какую-нибудь грязную или тяжелую работу. Чем многие зачастую и пользовались, спрос на такие услуги был.

Так относиться к еде могут, наверное, только «качки». Я часто замечал подобное в их среде. Когда-то довелось читать мемуары знаменитого советского тяжеловеса Юрия Власова. Был там один момент, когда ему потребовалось быстро сбросить вес, чтобы попасть в более легкую категорию. Юрий долго и страдальчески описывал как он голодал, перед самым взвешиванием до изнеможения сидел в сауне и на толчке, а когда все закончилось, в раздевалку зашел тренер, принес помидорчики, огурчики колбаску. В книге было много слов нужных, правильных: об ответственности, целеустремленности, любви к Родине, но таких искренних слов какими он описывал тот перекус там больше не встречалось.

Второе, на что следует обратить внимание это отношение Сидорова к службе. Как я уже упоминал, он ассоциировал себя со словом Солдат. Мы часто себя с кем-то ассоциируем: Бизнесмен, Писатель, Мать, — но для нас это может быть хоть и главенствующая, но далеко не единственная маска из тех которые мы надеваем. Для Сидорова это не было игрой, он по самой своей сути был солдатом. И все что происходило вокруг него, оценивал именно с этой, с солдатской точки зрения.

Мы его не понимали, но наше понимание ему и не требовалось, он жил сам в себе. Может быть ему и хотелось влиться в наш коллектив и вместе со всеми делать что-то с его точки зрения правильное и нужное, но это было невозможно, мы жили в реальном мире, а он в своем, где все было просто и понятно, где все действия и поступки были четко расписаны словами «Устав» и «Приказ» и не допускали никаких отклонений или толкований.

Приведу один пример. На территории нашей части находились какие-то стратегические склады, ничего особенного в основном продукты питания, но охранять их все равно было надо. Поэтому мы постоянно ходили в караулы. Устав караульной службы четко и однозначно определяет действия часового:

Но кроме устава еще есть и реальная жизнь, и все прекрасно понимали разницу. ЧП со стрельбой не нужно было никому, ни нам, ни начальству. О чем нам хоть и неформально, но достаточно настойчиво периодически напоминали. И все было нормально до одного момента.

Мы сидели в караулке и резались в карты. Все было как обычно, стол был завален деньгами и картами, пахло табаком и гуталином. Внезапно раздалась очередь из «Калашникова», длинная на весь рожок, затем небольшая пауза для смены магазина и еще одна.

— Сидоров, мать его, придушу мерзавца! — закричал начальник караула и выскочил наружу, даже забыв отдать приказ следовать за ним. Впрочем, такой приказ не требовался. Похватав оружие и на ходу застегивая шинели, мы уже бежали вслед. Приблизившись к вышке, на которой стоял Сидоров, начкар перешел на шаг, затем, осторожно выглянув из-за угла здания, крикнул:

— Сидоров?

— Начальник караула ко мне, остальные на месте, — раздался абсолютно спокойный голос Сидорова.

Наш сержант оглянулся, тоскливо посмотрел на нас и двинулся в сторону вышки. Все тогда закончилось относительно хорошо, по крайней мере, без человеческих жертв. Сидорова разоружили и допросили. Ситуация оказалась банальной. Рядом с нами квартировался стройбат, и военные строители через территорию нашей части бегали в самоволку. Так сказать, срезали угол. Все об этом знали, но глаза закрывали. В том, что на этот раз им крупно не повезло, было слышно даже по запаху, который раздавался из кустов, в которых прятались свободолюбивые строители.

Стройбатовцев отпустили, а Сидорову объявили строгий выговор, формулировка которого была какой-то на редкость глупой и несуразной, ведь формально он был абсолютно ни в чем не виноват, и все это понимали. Ничего не понимал только сам Сидоров. Помню, он в тот момент вздрогнул, словно от судороги, а затем на его лице отразилось полное и отчаянное непонимание того, что происходит с этой вселенной и окружающими его людьми. Иерархия его ценностей была полностью нарушена. После этого Сидорова навечно, как тогда думали, перевели на охрану склада с маслом. На этом посту огнестрельное оружие не полагалось.

Там произошла следующая история, которой я хотел с вами поделиться. К моему товарищу Виталику Т. приехали родные. Кроме родительской любви и продуктов они привезли с собой и пару бутылок жидкости, крепость которой значительно превышала предел, разрешенный к проносу через КПП.Заботливые родственники не придумали ничего лучше, чем закопать водку в окрестном лесу, а координаты схрона передать товарищу.

Виталик тогда, как назло, немного приболел и отдыхал в лазарете. Поэтому он попросил сбегать меня. Отказывать другу было негоже, тем более в таком святом деле, и я согласился.

Не буду утомлять вас описанием поиска иголки в темном лесу. Доведенная в сегодняшние дни до совершенства технология «Закладок» в те далекие и темные времена еще не была разработана даже в теории, скажу только, что откопать мне удалось далеко не все.

Но суть не в этом, суть в том, что путь к лесу пролегал через пост, который охранял вооруженный штык-ножом Сидоров. Я подошел ближе. Во мраке шевелились тени, по узкой тропинке вокруг здания с маслом курсировал часовой.

— Сидоров! — приблизившись, окликнул я его.

После обязательных «Стой, кто идет» и обещания стрелять, Сидоров все же понял абсурдность своих угроз и угрюмо спросил:

— Чего тебе?

— Слушай, — сказал я, — тут Виталику родичи посылку передали. Давай я сейчас быстренько через забор и обратно. С меня банка сгущенки.

Сидоров немного подумал, все же искушение было велико, но затем покачал головой и ответил:

— Не, не положено.

— Ну нет, так нет, — легко согласился я и закурил сигарету.

Вот так куря сигарету и зябко поеживаясь, я стоял и смотрел как Сидоров, глядя на меня тоскливым взглядом голодной собаки, заходит за угол склада. Останавливаться часовому было запрещено.

Уже возвращаясь назад, услышал сзади голос Сидорова, хоть разговаривать на посту тоже не полагалось.

— Лазил?

Я обернулся и молча кивнул.

— Сгущенку дашь?

Я отрицательно покачал головой.

Сидоров тяжело вздохнул, очень странно на меня посмотрел, но