картофельные наделы, брали по двадцать рублей с сотки, потом — на заправку, и только после обеда приступали к своей работе. Хозяйство они вели немалое — около двухсот гектар пашни, и все двести — на дальних кордонах, подальше от города, чтобы не смущать местную администрацию, милицию, налоговые органы и другие всевозможные инстанции — пожарные, эпидем- и саннадзорные, землеустроительные, инспекционные, пенсионные. С дорожными патрулями разбирались просто — никогда не выезжали на шоссе, а пользовались лесными дорогами. Поэтому и домой зачастую не приходили — ночевали в поле, чтобы не гонять и без того изношенную технику, и не жечь такое дорогое топливо. Паровое поле, поле с ячменем, поле с картофелем — нехитрый севооборот, дающий возможность прожить в относительном достатке четырем семьям.

— Все, засеяли ячменек, — сказал Саша, выходя из ванной, замотанный в полотенца. — Косилку только надо починить. Нам бы комбайн собрать, а? Наташ?

— К тебе Иван заходил, — крикнула она с кухни, гремя сковородками.

— Который? Жерехов? Лебедев? — спросил Саша, заходя на кухню и целуя жену. Попутно он попытался ущипнуть Наташу за бок и отодрать от ноги визжащую от восторга Люду.

— Люда, перестань, — строго сказала мать. — Не знаю я этого Ивана. Может, учились вместе? Он сказал, что из Москвы приехал.

— Да я навскидку могу десяток Иванов вспомнить, с кем учились, с кем не учились… — внезапно Саша помрачнел. — А ничего странного не заметила? Может, налоговик был?

— Да, по комнатам он прошелся, — внезапно сообразила Наташа. — Вот черт!

— Не ругаться! — предупредила Люда.

— Да нет! — с облегчением вспомнила Наташа. — Он же про дядьку твоего, про Василия Львовича спрашивал.

— Милиция, значит… — еще больше помрачнел Саша.

— Какая милиция? — отозвалась Наталья. — Я же всех наших знаю.

— Пришлый он, — процедил Александр. — Из столицы, ты же сама сказала. Зачем прислали? Пуп земли мы что ли…

Их разговор прервал звонок в дверь.

— Я открою, — нахмурился Саша.

Он не стал смотреть в глазок, вместо этого быстро обулся, выдвинул ящичек трюмо (там лежал здоровенный охотничий нож), левой рукой повернул ключ, мягко перенес тяжесть тела назад, чтобы удобно было бить ногой…

— Отчего бы не подраться… — пробурчал он.

Дверь медленно отворилась. На пороге стоял улыбающийся Иван.

— Здорово, — почти прокричал он, и перешагнул порог. — Сашок, помнишь меня?

Под жизнерадостным натиском Александр попятился, но присутствия духа не потерял.

— Нет, не помню, — сказал он мрачно.

— Ну, это и немудрено, — продолжал Иван. — Я же на три года позже тебя учился. Ты уже на четвертом курсе был, а я только сопляком на первый поступил. Вы все там ходили нос задрав, на нас не смотрели. Дело есть к тебе.

— Послушай, Вань, — попытался быть дружелюбным Саша. — Я с работы, устал как черт, даже не поел толком. Давай позже, а?

— Наше д-дело не терпит отлагательств, — произнес за спиной Ивана чуть заикающийся голос. На пороге появился следующий гость. Это был жилистый старик, в выцветшей клетчатой рубахе, в штанах-хаки, в берцах. Короткая стрижка, волевой подбородок, глубокие карие глаза, уверенные движения — Александр почему-то сразу решил, что это офицер в отставке.

«Боевой офицер в отставке», — мысленно поправил он сам себя.

— Полковник медицинской службы в отставке Овчинников Кондратий Федорович, — представился новый гость.

— Вам писали, — продолжал он с нажимом. — В марте. Письмо. Черного цвета.

— Да, конечно, — пробормотал сбитый с толку Саша и отступил, пропуская в прихожую жизнерадостного Ивана, сурового Кондратия Федоровича, и странную юную особу, назвавшуюся Полиной.

Странная Полина оказалась вовсе не юной. Когда Александр ее хорошо рассмотрел, он решил, что ей лет тридцать, а может чуть больше. Она была из той породы женщин, которые очень долго выглядят молодо — лет до пятидесяти, а потом стареют — внезапно, страшно, до состояния древней развалины. Саша даже шутил по поводу и без повода, что Баба Яга — это Василиса Прекрасная в прошлом.

Именно Полина достала из сумки внушительного вида бутылку коньяка. Кондратий Федорович вывалил на стол окорок, сардины в масле, буханку черного хлеба. Иван перекладывал в раковину фрукты — абрикосы, яблоки, апельсины, ловко их мыл, резал, сортировал по тарелкам и успевал мило болтать с Натальей. Странное дело, но Александр был спокоен за жену. Конечно, неизвестно откуда взявшийся красавчик был хорош, но что-то, маленькая червоточинка в его облике давала знать Александру — никаких «движений в сторону» не будет.

— Ну, и что за дела у вас в нашей глуши? — начал Александр после первой стопки. Коньяк показался ему отвратительным.

— Наверно, вы будете удивлены, — проговорил Кондратий Федорович. — Но мы краеведы.

Александр чуть не поперхнулся куском колбасы.

— А что вы у меня дома делаете?

— Дело в том, молодой человек, что в вашем так называемом городе, — полковник ласково посмотрел на Наташу, — нет ни краеведческого отдела, ни музея. И потом, дело, о котором пойдет речь, не очень соотносится с деятельностью областной краеведческой организации. Например, я не только краевед, но эколог.

— А я учительница, и работаю в библиотеке, — тихо сказала Полина. Александр посмотрел на нее, и вдруг поймал себя на мысли, что эта женщина ему нравится. Непонятно чем — Полина была совершенно не в его вкусе: груди практически нет, ноги тощие, длинные волосы, которые при определенных обстоятельствах превращаются в совершенное мучение…

— Да, Полина у нас уникум. Это она посоветовала прийти к вам. И на шахту вашу тоже первая внимание обратила…

— Шахта? А-а, так вы по поводу этой дыры за Красным озером? — догадался Александр.

— Мы этого и не скрываем. Давайте еще по одной? — предложил полковник, и ловко, практически одним движением разлил коньяк по стопкам. Саша заметил, что за этим столом пили только двое — Иван с Полиной только пригубили, Наташа выпила половину.

— За знакомство, — проворчал Александр, опрокинул вонючую жидкость в глотку, и с удовольствием отметил, что Кондратий Федорыч не «отстал».

— Это ваш дядька открыл шахту? — спросил полковник, закусив черным хлебом.

— Ага, — отозвался Саша. — По прошлому году в лесу нашел…

— Руку засунул, камешек бросил, — проговорила Полина.

— Потом до дому сходил, веревку взял, — подхватил Александр. — Тридцать метров, но до дна все равно не достал. А место там жуткое, трава на поляне пожухла, деревья скрючило, и темно. Хоть и солнце, а темно…

— Вы там были? — спросил Кондратий