тактичностью не говорила об этом прямо.

– Да. Замечательная идея. – Но в квартире Джея, подумала Дженни, все было бы больше похоже на ее собственный дом. – Мне бы хотелось все устроить у тебя. Возможно ли это? Ведь именно там я и буду жить, не так ли?

– Вот и хорошо, дорогая. Я надеялся, что ты так и захочешь. Итак, решено. Еще один вопрос, и с этим покончено. Ты хочешь остаться на своем месте или переберешься в здание моей фирмы? Можно будет найти подходящее помещение на пятнадцатом этаже.

– Я останусь на своем месте, Джей. Мои клиенты будут чувствовать себя слишком стесненно, еще перепугаются до смерти на Мэдисон-Авеню. Все эти несчастные женщины, со сломанной судьбой, в ношеной-переношеной одежде… Это было бы жестоко с моей стороны. Кроме всего прочего, я в любом случае не потянула бы такой переезд.

Джей улыбнулся и потрепал ее волосы.

– Упрямица хочет быть независимой?

– Когда это касается моей юридической практики – да, – серьезно ответила она.

Она полагала, что его практика так же важна для него, как и ее для нее самой. Иначе почему бы он выбрал эту стезю? Но она не могла себе представить, что кто-то еще, кроме нее, будет так подробно вникать в завещания, договорные обязательства, тяжбы по денежным вопросам и так близко принимать к сердцу дела всех этих людей – униженных жен, обездоленных детей, разоренных семейств и многих других, всех тех, кто приходит к ней за помощью. Конечно, Джей – сама доброта и забота. И деньги правят миром, разве это не так? Тогда очевидно, что кто-то должен позаботиться и об этом.

У подножия холма из-за кучи сухих листьев виднелся виляющий хвост сеттера. Дети наклонились и, казалось, что-то искали.

– Что они там делают? – спросил Джей.

– Собирают листья. Я купила альбомы для Сью и Эмили, чтобы они собрали гербарий для занятий.

– Ты успеваешь подумать обо всем! Они полюбят тебя, Дженни. Они уже любят тебя. – Он посмотрел на часы. – Ого, лучше-ка позовем их. У мамы обычно рано обедают, и мы успеем вернуться в город, чтобы вовремя уложить их спать.

Неширокая асфальтовая дорога проходила вдоль молочных ферм и яблоневых садов: небольшие старые домики с верандами тесно прижимались к большим красным конюшням; лошади в потертых зимних попонах высовывали свои морды над проволочными ограждениями; то там, то здесь попадались аккуратные белые домики, к которым вели песчаные дорожки, обсаженные по краям рододендронами и азалиями. Их владельцами могли быть какие-нибудь местные банкиры или, что наиболее вероятно, городские жители, которые обычно проводили здесь два-три летних месяца, наслаждаясь сельской тишиной и покоем.

– Просто не могу поверить, что до моих крохотных комнатушек в Нью-Йорке всего несколько часов езды отсюда, – сказала Дженни.

Вскоре опустевшие осенние поля уступили место городу, и они выехали на главную улицу. Здесь ряды магазинов, заправочные станции, площадка для игры в шары, пиццерия, красное кирпичное здание гимназии, оптовый магазин Форда, кинотеатр с выцветшей вывеской и три-четыре новых невысоких здания офисов говорили о настоящем, в то время как игорная мастерская, добровольческое пожарное депо и лабаз с надписью на фронтоне – основан в 1868 – свидетельствовали о жизни, существовавшей раньше и которая сейчас совершенно изменилась.

– Насколько я помню, городок был наполовину меньше, когда отец купил наше поместье, – уточнил Джей.

– Ты считаешь его своим родным домом?

– Не совсем. Может, когда-нибудь, когда мне будет столько же, сколько и моим родителям, я и буду так считать. Ты знаешь, я не удивлюсь, если они покинут свои апартаменты в Нью-Йорке и останутся здесь на весь год, особенно теперь, когда отец продает фабрику и удаляется от дел.

Когда они подъехали, миссис Вулф укладывала компост под кусты роз возле дома. Она выпрямилась, сняла садовые перчатки и протянула руки навстречу бежавшему к ней мальчику.

– Ты покатался верхом, Донни? Ты видел лошадей? Тут вмешались девочки.

– Мы ездили в школу верховой езды, но Донни не захотел сесть на пони. Папа обещал нам купить шоколадку, но все магазины по пути были закрыты.

– Очень хорошо, а то вы ничего не стали бы есть за столом. А на десерт у нас чудесный шоколадный торт. – Бабушка улыбнулась Дженни. – Я надеюсь, мы не утомили тебя за эти выходные.

– Нисколько, миссис Вулф, я могла бы идти и идти по этим холмам по десять миль в день.

– Я уверена, Джей когда-нибудь выберет время, чтобы отправиться с тобой на такую прогулку. А не пройти ли нам в дом?

Дженни отступила в сторону, чтобы пропустить другую женщину вперед. Ей нужно быть предупредительной, ничего не упускать из виду…

Вполне естественно, она чувствовала смущение в присутствии одного из родителей ее будущего мужа. Ведь это был ее первый визит к ним; до этого они лишь дважды мельком встречались в безликой обстановке ресторана. Инид Вулф, при всех ее радушных манерах, обладала той элегантностью, которая сразу же бросалась в глаза. Даже ее клетчатая юбка и ситцевая рубашка не могли скрыть этого.

Весь дом отличала элегантность такого рода. Его простота свидетельствовала о том, что в нем жили люди, которые не стремились произвести впечатление. Белая панельная дверь вела в низкий холл; люди были меньше ростом лет двести назад, когда строился этот дом, так объяснил Джей. Теперь потертые старые восточные ковры лежали на деревянном полу. Смешанный аромат сосновых бревен, мебельного воска и цветов витал в воздухе. На кофейном столике в столовой лежала охапка чудесных кроваво-красных роз, последних в этом году, как сказал кто-то. Две обитых гобеленом софы стояли друг напротив друга возле камина. Застекленные резные шкафы казались антикварными, а в дальнем углу длинной комнаты находилось красивое детское пианино. На деревянной каминной полочке стояли две небольшие картины, где были изображены темные облака над рекой. Они напоминали работы Тернера, которые Дженни видела в музее, но она слишком мало знала о живописи, и, боясь сказать глупость, воздерживалась от комментариев. Действительно, ей нужно будет побольше узнать о таких вещах, ведь Джей интересуется искусством и хорошо разбирается в нем.

Она лишь подозревала, что все здесь было сделано с безупречным вкусом, и все, без сомнения, стоило немало. Казалось, комната, да и весь дом, свидетельствовали: «Я ни на что не претендую, я лишь то, что я есть». Толстые вышитые подушки домашней работы лежали везде. Кипы книг громоздились на столах, на полу. На большом круглом столе было множество фотографий: невесты 1920-х годов в коротком платье и длинной фате, были и фотографии выпускников школы и даже какого-то мопса. В углу к стене