Олли Ярвинен Связанные

Пролог

27 сентября, 2009 г.

Кристина вскрикнула от неожиданности, когда две пары детских рук с силой толкнули её в спину. Нелепо размахивая руками, будто испуганная птица, она переступила через высокий порог и ввалилась в тёмный коридор. Дверь захлопнулась, и темнота обступила девочку со всех сторон.

— Откройте! — возмущенно закричала она.

— Принесёшь что-нибудь, тогда откроем! — послышался дрожащий от веселого возбуждения голос.

— Ага, — поддакнул второй. — Ты же сама говорила, что не боишься!

— И не боюсь! — Кристина изо всех сил потянула за дверную ручку, не обращая внимания на угрожающий треск. — Потому что… нет… здесь… ничего!

Столь непочтительного к себе отношения старая дверная ручка не выдержала и с жалобным хрустом отвалилась. Кристина ойкнула от неожиданности и с размаху уселась на пол.

Судя по взрыву хохота, на другой стороне догадались, что произошло.

— Не откроешь!

— Так что ищи быстрее!

«Ищи быстрее… Вот сам и ищи!» — оставалось только огрызаться от обиды.

Она поднялась на ноги и отбросила в сторону бесполезный теперь кусок металла. Интересно, чем же они закрепили дверь с другой стороны?

— Придурки, — Кристина отряхнула платье и уверенно зашагала по хорошо знакомому коридору.

Ни один по-настоящему старый дом не обходится без мрачной истории о привидениях, запертых в пустых комнатах и блуждающих по гулким коридорам, навеки обреченных проклинать свою незавидную судьбу. Особняк, возведённый на уединённом холме в дальней части городского парка, был именно таким: если верить слухам, то в нём обитало так много привидений, что ими можно было заселить все городские гостиницы и больницы — ещё бы и место осталось.

Особенной популярностью эти слухи пользовались у детей: ничто, казалось, не доставляло им такого удовольствия, как леденящие кровь подробности гибели очередного бродяги, которому не посчастливилось скоротать ночь под крышей проклятого дома. Разумеется, всякий раз находился и «друг одного знакомого», который (а как же иначе!) не только видел всё своими глазами, но и сумел улизнуть.

Остальное зависело от фантазии рассказчика: иногда случайный свидетель запирался дома и больше никогда не выходил на улицу, иногда он попадал в сумасшедший дом; но чаще всего очевидец и сам становился жертвой мстительных духов, которые просто не могли допустить, чтобы горожане узнали о тайнах старого особняка. Например, о том, что любая вещь, вынесенная оттуда, становилась сильным талисманом, и что её обладателя всегда и во всем будет ждать успех.

Во всяком случае, так говорили.

Мимо Кристины эти истории тоже не прошли, хотя вместо испуга и вызвали только недоумение. Если привидения хотят, чтобы люди оставили их в покое, то зачем кого-то убивать? Наоборот, нужно спрятаться и не привлекать к себе внимания. Они что, совсем глупые? Не найдя ответа, Кристина спросила у папы, а он почему-то рассмеялся и сказал: «Может быть, сама у них и спросишь?».

Уже через несколько дней отец и дочь вместе переступили порог старого особняка. Кристина ожидала, что их встретит зловещая тишина, но дом оказался на удивление шумным местом. То и дело она испуганно жалась к отцу и хваталась за его руку, но тот только улыбался и подводил её то к скрипучей половице, то к шуршащим на ветру занавескам, то к осыпающейся штукатуркой стене.

Сказать, что Кристина была разочарована, значит не сказать ничего. Они обошли весь дом от подвала до чердака, но ничего подозрительного не нашли: ни привидений, ни духов, ни демонов. И всё же она кожей чувствовала, что особняк скрывает какую-то тайну — в конце концов даже папа не знает, почему в таком старом доме совсем нет пыли.

Тогда Кристина пообещала себе, что во что бы то ни стало раскроет все секреты этого места.

Правда, она не знала, как это делается.

Прошла неделя, и Кристина вернулась. Дом, как и прежде, скрипел на неё половицами, шуршал ветхими занавесками, постукивал ставнями — и вообще всячески пытался её отпугнуть. И у него почти получилось: иногда Кристине становилось так страшно, что она хотела бросить свою дурацкую затею и бежать из жуткого дома как можно дальше.

Но в конце концов упрямство победило страх. В первый же день девочка просидела в гостиной до самого вечера, и никакие призраки её так и не побеспокоили.

С тех пор Кристина часто засиживалась в просторной гостиной на первом этаже, которую она теперь называла не иначе как «штаб-квартирой экспедиции»: там начинались и заканчивались её вылазки в самые дальние уголки дома, туда она приносила всё, что показалось ей интересным.

Именно туда она направлялась и сейчас.

Выбор был совсем неслучайным — гостиная выгодно отличалась от других комнат. Прежде всего тем, что её окна не были забиты досками, поэтому там всегда было светло днём, и очень красиво вечером, когда солнце обходило дом по кругу и заглядывало в окна, отражаясь от старинной латунной люстры и разбегаясь по стенам множеством солнечных зайчиков. Эта люстра тоже была по своему уникальной: она единственная пережила нашествие неравнодушных (и оттого необычайно предприимчивых) горожан, когда особняк покинули последние жильцы.

Помимо люстры, в гостиной сохранилась и мебель: небольшой журнальный столик, порядком облезший от времени, некогда роскошный диван с торчащими тут и там пружинами, и самое главное сокровище — большое кресло, в которое можно было забираться с ногами.

«Жаль только, что за целый год я так ничего и не узнала», — вдруг подумала Кристина, проходя через широкие двери гостиной.

Она остановилась у высокого, в потолок, стеллажа и после недолгих колебаний взяла в руки маленькую тряпичную куколку.

Кажется, Кристине впервые захотелось, чтобы все зловещие истории о призраках оказались правдой. Было бы здорово посмотреть на лица одноклассников, если бы те повстречали настоящее привидение, гремящее цепями и протягивающие к ним руки. Прямо как то, из истории о жадном Скрудже, которую ей читала мама [1].

Кристина вздохнула: что-то такое подошло бы сейчас лучше всего.

Но до сих пор она не сталкивалась ни с чем необычным — если только не считать смутное, почти неосязаемое чувство, что за ней постоянно наблюдает чей-то любопытный взгляд. Кристина не могла отделаться от ощущения, что даже удобно устроившаяся на ладони кукла внимательно разглядывает её своим единственным глазом-пуговкой.

— Ну не смотри на меня так. Я помню, что нужно пришить тебе другой, — тихо сказала девочка, больше для