тому или иному проводнику течет… течет электрический ток… Что такое электрический ток? Что такое электрический ток? Это есть передвижение электричества… На что действует магнитное поле?.. На что действует магнитное поле?.. Разумеется, не на саму проволоку… разумеется…

А солнце-то! Солнце-то! А воздух! А ветерок! А воробьи-то разодрались! Черт меня подери, если я не понимаю состояния трех юных рабфаковцев, законами исторической необходимости заключенных в деревянную коробочку – домик нелепый, трехэтажный, что насупротив Полувия грибом воткнулся в землю!.. Ого-го-го, как еще понимаю!.. Но не в этом дело.

Из нижнего окошка высунулась женская головка – волосы подстрижены, как и полагается им быть, глаза – унылы, к груди книга прижата. Головка перегнулась румяным лицом кверху.

– Ванька! Павлушка! Черти!!.. Да не могу же я! Черти! Поедемте за город! Смотрите, солнце-то!!..

С балкона – угрюмое молчание. В молчании – чуткая настороженность слишком хорошо знакомых со сладостью падения. Закон Мальтуса-Рикардо не цитируется больше.

– Ванька! Павлушка! Можно к вам?

Молчание. Смотрят друг на друга испытующе: румянолицый гигант Ванька с американским тяжелым подбородком и с профилем Шерлока Холмса – на черномазого вертлявого Павлушку, которому природа на смех отпустила черные сросшиеся брови и суровые глаза.

– Ну, – говорит первый, встряхивая упрямыми белокурыми вихрами.

– Ну, – отвечает второй, глядя в упор строгими глазами, в которых, тем не менее, чертики, – и в книгу:

– Учение Мальтуса о необходимости «нравственного воздержания» низших классов от брачной жизни подвергалось с течением времени любопытному превращению в доктринах «неомальтузианцев»…

– Ванька! Павлушка! Ну, подождите же!.. – скрылась подстриженная головка в комнату, испустив горестный крик отчаяния. И снова – заупокойное:

– …На что действует магнитное поле? Разумеется, не на саму проволоку, не на железо и не на медь, а на то электричество, которое в этой проволоке передвигается… ну, подождите же, черти!.. передвигается…

Смеется солнышко, купаясь в майской нежности воздуха. Томно чирикают воробьи на крыше, разопрев от перегретого железа. Мрачно гудит рабфаковская братия…

Пропустим времени столько, чтобы в течение его можно было прочесть и усвоить – Павлу и Ивану – главу 5-ую «Политэкономии» Богданова о «главнейших изменениях общественной психологии в периоде машинного капитализма», а рабфаковке Марусе «Электричество» по учебнику Краевича. Это отнимет у них приблизительно полтора часа. По прошествии этого срока…

– До-воль-но! – вдруг срывается Павел, перед носом опешившего товарища захлопывая книгу. – До-воль-но!.. Который час, Ванька?

– Ты, во-первых, не кричи, – вставая в свою очередь, говорит рассудительный Иван, – во-вторых, никогда так резко не захлопывай книги: если бы я на сантиметр ниже держал нос, ты бы его прихлопнул, как пить дать, а в-третьих – незачем спрашивать о часе, когда над головами солнце…

– Обстоятельно! Здорово обстоятельно! Ха-ха!.. – Павел задрал нос кверху, сморщился под колючим золотом лучей и, неожиданно, чихнул… Что?.. Да-да, чихнул. Событие как будто незначительное, но оно было чревато. Вот смотрите.

Мы сказали: неожиданно.

От неожиданности Иван выронил книгу, и она упала вниз, на зеленый коврик, Маруся не замедлила высунуть из окна голову, но это уже к делу не относится, и что она крикнула со смехом – тоже не важно. По двору проходил дворник Карп. Рабфаковцы склонились к нему через перила.

– Товарищ Карп, – сказал Иван, – будь добр, брось сюда книгу…

– Доучились, и книги из рук валятся, – философски заметил Карп, приступая к выполнению просьбы.

В это время стекло балконной двери лопнуло – звякнуло, посыпались осколки… а над склоненными головами юношей свистнуло что-то, будто тонкий проволочный бич рассек воздух.

Карп книгу бросил с новым замечанием:

– А стекла нечего бить, они денег стоют!..

Ребята книгу, словно голубь-кувыркун затрепыхавшую в воздухе, поймали и обернулись к двери с намерением выругать хорошенько любителя купеческой забавы. Там, однако, никого не оказалось.

– Странно, – сказал гигант Ванька, – ты слышал, как свистнуло?..

– Да, – отвечал черномазый Павлушка, – и если бы мы не перегнулись через перила, нас свистнуло бы по башкам.

– Мы потому перегнулись, что я уронил книгу.

– А ты уронил книгу, потому что я чихнул.

– А твой чих вызван был солнечными лучами, когда ты хотел по моему совету посмотреть на солнце, чтобы узнать время…

– Да. Но ведь я первый сказал «довольно» и захлопнул Богданова, и я же спросил тебя про время.

– Ладно, – сдался Иван, – твой верх… Однако что это за чертовщина?..

Чертовщину рабфаковцы не разгадали, хотя сделали добрую сотню предположений; после этого они занялись яичницей, в приготовлении которой приняла активнейшее участие вихрем взлетевшая по лестнице Маруся Синицына.

Всякий знает, как делается яичница, и какой разговор ведет между собой молодежь, у которой язык без костей и подвешен хорошо. Потому ни о разговоре, ни о приготовлении яичницы мы распространяться не станем.

Яичница на столе; разговор принимает направление, характеризующее рабфаковцев:

– Кто сегодня вечером в Петровку? – обращается Маруся ко всем, а ответа явно ждет от Ивана.

– Н…н…е… знаю, – мотает головой Павел, – может, поеду, а может, нет…

Павел – большой руки дипломат, нужно заметить. И кроме того, имея подвижность ртути, он никогда не знает, куда потечет через пять минут.

– А ты? – спрашивает Маруся второго рабфаковца, равнодушно смотря в сторону.

Иван прожевал, проглотил, убедился, что хорошо пошло, и тогда ответил:

– Я знаю, что не поеду. Завтра экзамен.

– Ну что ж, что экзамен?.. Не съедят же тебя?

– Съесть не съедят, потому что подавятся, а случиться что-нибудь может.

– Иван, ты с ума сходишь с этим новым своим увлечением, – морщится недовольно Маруся, – все у тебя случай, случай, и все ты принимаешь меры от случая… Так жить нельзя.

– Я случаю войну объявил, – улыбается Иван, и в пространство стучит мощный кулак. – И так жить, именно, нужно.

– Ну, а что может с тобой, например, в Петровке случиться? – задает вопрос Павел с явной целью поиздеваться над товарищем.

– Что случилось с Сережкой Путиловым? Ногу вывихнул и пролежал целую неделю. Что случилось с Авиловым Колькой? Баловался на лодке, упал в пруд и вымок до костей… Пришлось сушиться целую ночь… Что случилось с Борькой Некрасом? Заблудился в чаще с кем-то, только к обеду на следующий день пришел… Что случилось с Маруськой?..

– Довольно! Довольно! Хорошо! Хватит, убедил! – Это Маруся поспешила