Женя в кабине. Запрокинутые лица людей, взгляды, обращенные к небу.

Красавица Инга Оболенская и день ее торжества. Кадры банкета в лаборатории и формула нового препарата…

* * *

— Там узкое ущелье, — предупредил Мартынов, прерывая размышления специалиста по безопасности.

— Насколько узкое? Сесть можно?

— Только впритык. На «Саете» не получилось бы, но «Беркут» сможет.

— Извините, Андрей, но «Саета» — это что?

— В переводе c испанского — «Молния». Тяжелый инстербитель ен67, на котором я тренировался в академии.

— Вот значит, как… Хорошо, — согласился Вечеров, которому оставалось лишь надеяться на умения доппельгангера, да на упорство Жени.

Облака между тем рассеялись, волшебная иллюзия пустоты исчезла. Все сделалось серо-коричневым и обыденным — скупые краски Верума и наложенная на них виртуальная реальность с показаниями температуры, радиации, с метками потенциальных угроз и общей схемой курса. Внизу тянулась безжизненная равнина, за нею уже маячили предгорья, и Мартынов на время включил автопилот.

— Что скажете про Феликса, Демиург? — поинтересовался Вечеров, который (чего уж греха таить) любил неожиданными вопросами ставить людей в тупик.

— Ничего не скажу, кроме того, что этот ублюдок накормил меня и Ленца нанитами. Он — один из убийц вашего друга и до сих пор жив.

— А вы, Женечка, что скажете?

— Феликс странный, он фактически невменяемый. Мне кажется, ему все равно, что делать и кому помогать, лишь бы развеять скуку.

— Психопат, но в основном не буйный — добавил Мартынов. — Спросите у Ингуси, она сама супервирина, так что лучше поймет.

С мнением этих двоих Вечеров склонен бы согласиться, но психология сверхлюдей, никем толком не изученная, давала слишком скудный материал.

Равнина окончательно сменилась невысокими горами. Мартынов, сверившись с приборами, переключил управление на себя. В ущелье «Беркут» опустился вертикально и, создав под собой воздушную подушку, мягко опустился на гравий.

— Приехали.

Колпак кабины открылся, все трое спрыгнули на грунт, точнее, прямо в воду неглубокого ручья, которая холодила ноги даже сквозь непромокаемые ботинки.

— Вы тут побудьте пока, отдохните после рейса, — предложил Вечеров, пытаясь размять колени и плечи, — а я один погуляю, осмотрюсь.

— Только прогулкой вниз по течению не увлекайтесь. Там долина с популяцией червей, — предупредил Мартынов.

— Приму к ведению.

Ловко карабкаясь, а то и прыгая с камня на камень, специалист по безопасности добрался до пещеры, в которой никогда не бывал, но о которой слышал. Обстановка в целом соответствовала уже известной ему истории. На каменном полу валялся старый парашют с давно засохшими пятнами крови.Чернело кострище у входа, подобие котелка, изготовленное из обломок корабля, лежало рядом вверх дном. Со сводчатого потолка свисали плети растения.

Вечеров стащил маску, убедился, что дышится легко, сорвал листочек-другой кусочек, положил добычу в пробирку, заткнул притертой пробкой и прибрал в карман. «Петровский здорово обрадуется», — подумал он, довольный.

С карниза возле входа в пещеру открывался вид на ближнюю скалу, на вершине которой, зацепившись, висели обломки разбитого «Кречета», уже потрепанные непогодой. Пси-ретранслятор, установленный неизвестно, кем, и предназначенный неизвестно, для чего, находился правее, на вершине еще одной отвесной скалы. Рассмотреть его естественным образом не позволяло расстояние, а ДР-очки давали почему-то смазанное дрожащее изображение.

— Вы как там — в порядке, старлей, не сорвались? — донесся по связи голос доппельгангера.

— В порядке, уже спускаюсь.

— Когда я тут жил, к пещере вела нормальная тропа, — пояснил Мартынов, как только Вечеров вернулся.

— Нормальная, — подтвердила Женька, — я даже с хромой ногой по ней ковыляла, и не падала.

— Там груда валунов, шею сломать можно. И куда все хорошее подевалось?

— Не знаю.

— Оползень, вероятно, — добавил Демиург.

— Ладно, черт с ним. Сейчас полезем к ретранслятору. Вас, Женечка, я попрошу покараулить машину.

Женьке такое распоряжение не понравилось, но она решила с Вечеровым не спорить, тем более, присмотреть за «Беркутом» все равно стоило.

— Высоко и склон отвесный, — заметил специалист по безопасности, рассматривая скалу. — Вы вообще как туда попадали без снаряжения?

— Если протиснутся вон в ту расселину, можно обойти скалу кругом. Северный склон более пологий.

— Отлично, попробуем снова тем же способом. Я вообще-то посредственный скалолаз.

… Вечеров и Мартынов ушли. Женька, оставшись одна, сняла маску и поменяла фильтр. На экране ДР- очков маячили колонка цифр — колебания радиоактивного фона, уровень зарядки экзоскелета, планетарное время и время корабля. Что сквозь очки, что без них, ущелье выглядело мрачным, но воспоминания о долине червей с некоторых пор не тревожили Женьку. «Больше так не делай», — сказал как-то Мартынов словно бы невзначай, и она отлично поняла, что Демиург имеет в виду, но все же спросила: «Не делать чего?»

«Не пытайся давить на кого-нибудь, специально подвергая себя риску». «Почему?» «Потому, что люди бывают разные, они реагируют по-всякому, и ты можешь погибнуть». «На Веруме любой может погибнуть». «Одно дело — обстоятельства, другое — твои собственные поступки».

Мартынов был, увы, прав, но Женька о сделанном не жалела. «Если все сложилось хорошо, значит, я поступила правильно».

Доппельгангер, наблюдая за ее выражением лица, отлично все понял. «Есть такие решения, Эухенита, которые человек принимает сам. Подталкивать его, угрожая себя убить, неправильно», — добавил он. Женьку такой выговор только разозлил. «Что-то ты поздно хватился — через три месяца после событий, — сказала тогда она. — В Москве меня воспитывала мама, а теперь тем же самым решил заняться ты».

Женька склонялась к продолжению разборки, но Демиург промолчал. Они продолжили летать на «Беркуте» вдвоем и больше не обсуждали ни червей, ни другие обстоятельства, которые вынудили Мартынова вернуться на «Алконост».

Демиург был лоялен команде — в этом не сомневался никто И все же он скрывал какую-то тайну или подавлял неназванную тревогу.

* * *

Вечеров остановился у подножия скалы, вскинул голову и прищурился, изучая склон.

— Наклон — градусов двадцать, — задумчиво сказал он. — Для меня круто, но вскарабкаться можно.

Мартынов,