Литвек - электронная библиотека >> Герберт Розендорфер >> Современная проза >> Латунное сердечко или У правды короткие ноги >> страница 130
когда тексты Ветхого Завета записывались, у книг еще не было обложек, их роль выполняли первые страницы, которые, естественно, изнашивались быстрее всего. Можно представить себе, как выглядели книги, прошедшие через руки нескольких поколений читателей – а то и нескольких десятков поколений! И кто скажет теперь, как восстанавливались вытертые места и какие слова вписывались вместо утраченных? Кроме того, и в самом тексте сказано: «сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему» (Быт. 1:26) – по образу, а не по образцу.

Понимая и полностью принимая любовь к человеку – к отдельному человеку, – продолжал доктор Якоби, – я не приемлю безликой любви к человечеству. Если уж на то пошло, то человечество в целом следует рассматривать как вредный фактор, разрушающий целостность творения. И эта целостность разрушена уже почти полностью. Виды животных уничтожаются один за другим. Правда, это касается главным образом сравнительно крупных животных, так что в скором времени из фауны на земле останутся лишь тараканы да саранча. «Эксперимент под названием 'Человек» провалился». Неужели Бог может иметь облик одного из представителей этого самовлюбленного вредного вида? Слова же книги Бытия: да владычествуют они надо всем остальным творением – представляютсобой либо позднейшую вставку, либо нечто еще худшее: проклятие. Нет, Бог не может иметь облик человека. Скорее уж, животного или птицы, например, орла… Хотя орел слишком высокомерен и к тому же глуп, так что, возможно, Бог обладает обликом столь часто высмеиваемого, на деле же могучего и благородного носорога. Или какого-нибудь высокого дерева, например, пинии или древнего кедра. Но вероятнее всего, закончил доктор Якоби, подлинный облик Бога – это камень.

Все, что названо именем, смертно.
Бессмертна лишь россыпь безымянных камней.
Были ли в статье доктора Якоби эти строки? Нет, вспомнил Кессель, их там не было.

Трамвай, на котором приехал Кессель, догнал его и поехал дальше в город. В нем, кроме водителя, опять никого не было. С человеческой историей тоже все обстоит, как с трамваем: в любом деле мало кто участвует с самого начала.

Рената убрала все Зайчикины вещи. Стол Кесселя стоял на прежнем месте у него в кабинете. Вязкие, сиропообразные следы пребывания Зайчика в доме постепенно таяли и со временем исчезли совсем. К концу недели из Берлина прибыл барабан. Кессель поставил его возле письменного стола. В мае он получил еще одну посылку, тоже из Берлина. К ней была приложена дружеская записка доктора Аякса. Что находится в посылке, писал он, ему неизвестно. Она долго разыскивала адресата и наконец попала к ним, в новое отделение, а он просто пересылает ее по назначению. В посылке оказалось восемьдесят деревянных тарелок с резным букетиком альпийских цветов – горечавки, шиповника и эдельвейса. По краю тарелки шла надпись; Кессель не мог ее прочитать, но знал, что там написано «Привет с Баварских Альп» по-японски.

Семьдесят девять тарелок Кессель со временем раздарил – к Новому году, дням рождения и разным другим праздникам, оставив себе лишь одну. Она долго стояла у него на барабане, служа пепельницей. Цветы на дне тарелки с годами обгорели или стерлись от пепла. А надпись осталась.

Примечания

1

Здесь и далее из «Тристана» – перевод баронессы Н.М. Розен.

(обратно)

2

Здесь и далее из «Лоэнгрина» – перевод П. Кирса.

(обратно)

3

Перевод В. Коломийцева.

(обратно)

4

Перевод Б. Пастернака.

(обратно)

5

Здесь и далее из «Дон-Жуана» перевод с итал. Н. Кончаловской.

(обратно)