Стихотворения из первого сборника (Алджернон Чарлз Суинберн) Страница 1 - Литвек

Алджернон Чарлз Суинберн Стихотворения

Стихотворения из первого сборника

Баллада жизни

Во сне обрел я сад цветов и ветра

Где ветви пышные над травами дрожат,

И там стояла Госпожа

В одеждах цвета солнечного лета.

Прекрасная, как яркая луна,

Заставила меня пылать она

И гаснуть, будто пламя под дождем.

Глаза закрыты — скорбь таится в них,

Печальны губы, словно розовый цветник

Прошедших дней, которых не вернем.

Она держала цитру в форме сердца

Из золотых волос чьи струны сплетены

Лютниста, в годы старины

Пленявшего сердца искусством дерзким.

Вот как семь струн именовались:

Была начальной жалость,

Второю — доброта,

Затем довольство, горе, сон и грех

И нежная любовь, что тверже всех,

Греху и злу чета.

Стояли трое рядом с ней, одеты

В парчу и злато с головы до ног;

И первый нацепил венок

Пшеничный, пряча тления приметы:

Кривился рот, лицо заплыло жиром,

А на одежде были дыры

И пятна ржи и пыли,

Скрывал глаза истлевший капюшон:

Собою представлял картину он

Порока — так все знаки говорили.

Вторым был Стыд, с пустым, унылым ликом,

Зелено-серым, будто лист, попавший в пламя;

Со слабыми, дрожащими ногами

Он вечно падает в смущении великом.

В его душе — обид и мук скопленье

И пульса каждое биенье

Рождает боли крик.

Последний — Страх, со Смертью узы вяжет,

Он друг Стыду, и лишь тот слово скажет,

Страх отзовется вмиг.

Чудесно это все — моя душа сказала.

Увидеть проще воздух, солнца луч держать,

Чем думать, чтобы Госпожа

Греху была родней или подругой стала.

Колена преклонив, служили девы ей.

Я умолил одну скорей

Узнать, в чем зрелища причина;

И Страх сказал: Я Жалость, что почила,

А Стыд: Я Горе, что привычным стало,

Сказал Порок: А я — Любви личина.

Но вот рука коснулась струн прекрасных

И песни странные из уст её полились;

Покуда пенье длилось,

Утихли звуки все; по лицам у несчастных,

По восковым щекам слез потекли потоки

От грустного восторга.

И перемена чудная явилась мне тогда:

Налились жизнью губы, щеки стали красны,

Все трое снова свежи и прекрасны,

Как в юные года.

Тут я сказал: «Теперь я вижу ясно —

Жизнь совершенна, всё преображает,

Смерть, грех и горе перед нею тают,

Красе её ресниц становятся подобны,

Иль обиталищу души моей — губам,

Иль белизной сверкающим бокам,

Иль груди, поцелуев раю.

Отныне крепко на её надеюсь милость,

Меня хранит она, что б не случилось —

Я это твердо знаю».

Вперед, баллада, поднеси ей розы

Такие длинные, что горло задевают;

Шипы их не таят в себе угрозы.

Твой плащ певца весь золотом играет,

Так смело выходи пред ней и говори:

«О Боржия, во мне горят твои власы златые,

Как в лихорадке, буен сердца ритм.

Приняв букет огромный, ты

Лобзанья мне дари».

И может быть — всесильна доброта! —

К тебе склонится Госпожа, чиста,

Как под зефиром клонится лоза,

Со смехом целовать тебя в уста,

Баллада, и в закрытые глаза.

Баллада смерти

Склонись, Любовь, излей себя слезами,

Пусть вздохи обручем тугую сдавят грудь,

Веселья край забудь,

Сомкни уста, закрой лицо руками,

Услышь роптанье горести людской;

Из тяжких вздохов сшей себе одежды —

Обтянет плоть наряд,

Укрась обильно болью и бедой,

И пусть страданья, горе без надежды

На рукавах и вороте блестят.

О лютня, ты играешь в землях смерти,

Висишь на дереве холодной, злой страны;

Здесь песни Трёх слышны:

Любовь, Век, Грех в унылой круговерти

Страстей — стенают каждый о своём;

Уста разбитые, смягчите резкий голос,

Хочу молить о ней;

Пусть поцелуй вас обожжёт огнём —

Касанье милой уст пьяней вина казалось,

Милей покоя — истеченье дней.

Любовь, ты знала, как она прекрасна,

Ты знаешь, Век, что лучшей не найти,

Пока рукой с пути

Ты не сметёшь свет солнца ясный,

Луны сиянье не изгонишь прочь.

Припомни, Грех, что стыд она сумела

Без боя покорить;

Лобзаньем Стыд решилась превозмочь,

Свежее розы, губ коснулась смело,

Сама его сумела устыдить.

Венера в эту ночь стоит у изголовья,

Царицы чёрный плащ весь золотом расшит,

Лик взору моему открыт,

Бледны ланиты и печальны брови,

А лоб покрыла смерти белизна.

В кудрях её бурлит волна морская,

Блестит руном златым.

Голубкой раненой глядит она,

Искристой пылью злато опадает,

Агаты, жемчуг обратились в дым.

Пестры одежды цвета нежного сандала —

Изображеньями весь тонкий стан обвит

Великих тайн любви,

Что, как лоза вино, восторг в себя вобрала:

Улыбки девушек и танцы голубей,

Невесты стыд в покоях брачной ночи,

Лобзанья в темноте,

И тех печаль, кто любит всё слабей,

Кому лишь тяжкий бред смежает очи,

Кто сердце сжёг и бродит в пустоте.

А слёзы, что из глаз Венеры пали,

Мне залили лицо, как кровь, и тот поток

Палит огнем, жесток:

Встань, оглянись — уста её сказали,

Всё, что манило благом, красотой —

Всё время унесло от нас навеки,

И та от нас ушла,

Что словно небо пред земной тщетой,

Иль сад цветущий перед голой ветвью —

Ничтожна похвала;

Унесена и та, кому Любовь служила,

А к ложу с поцелуями склонялись короли,

Кладя дары Земли —

Дроблёный нард, что лишь богам