друга:
— А где горит?!
— Вроде нигде не горит, а в набат пробалабанили!
— Что-то нигде ни огня, ни дыма не видно, — проговорила Дарья Федотова, выйдя на улицу.
— Это наверно, ково-нибудь из вдовцов венчают, — слюняво улыбаясь высказалась Анна Гуляева.
Недоумение рассеял Васька Демьянов, впопыхах бежавший по улице:
— Около избы-читальни народу этого прямо пушкой не прошибёшь, все галдят,
как на ярманке, а о чём спорят я так и не понял. Да-бишь, про какое-то радиво поминают! — сбивчиво рассказал Васька своим друзьям Паньке и Ваньке. — Айда туда! — предложил Панька, и они все трое бегом, вприпрыжку, ринулись к избе-читальне. И взаправду, около избы-читальни собралось народу со всего села. Мужики, как встревоженные гуси гогочут, а бабы галдят словно галки, когда к их гнезду подбирается кошка. Вся толпа гудит словно растревоженный рой пчёл. А растревоженная народная толпа, не лучше пчёл, она стихийно может пойти на всё, вплоть до убийства. Несколько поодаль от толпы, двое пожилых мужиков, Осип и Матвей, меж собой ведут непринуждённый, но встревоженно-осуждающий устроителей радио, разговор: — Для отвода глаз, вздыбили на крышу избы-читальни жердь, протянули проволоку и думают народ обмануть. А сами вырыли под читальной-то подвал, посадили туда Саньку Лунькинова, он оттудова и горланит, песни поёт, газетки читает — людей булгачит! И бают, что это мол всё из Москвы слышно! Народ-то и обманывают, как будто мы глупые, как будто мы через коленку деланы! — высказался Осип перед Матвеем. — Они думают, сто стали грамотеи, так и людей с панталык свести можно. Нет мы тоже не лыком шиты и не лаптем щи-то хлебаем! Что-нибудь да смыслем! — отозвался и Матвей, — ишь, книгочёты какие нашлись, дуй их горой-то! — Антихристы, сопустаты, да и только! Пра, видит бог! — поддержал Матвея Осип. — И на кой пёс им это радиво спонадобилось, ведь жили без него, обходились и не больно об ним скучали, а то придумали! Шутка ли, чего захотели! Антенну на колокольню зацепить, этого только не хватало! Нынче антенну, а завтра скажут и храм божий прикрыть. — Не дадим! Не позволим измываться над святыней! — уже не тихо, а во весь голос, чтобы слышали все, — встревоженно выкрикнул Матвей, — и так религия в загоне, со всех сторон её мутузят, вздыху никакого нету! Одно притеснение, да и только! А бают, скоро и совсем церквы позакрывают, попов на каторгу сошлют, а храмы под теятры отдадут! — Вот, вот только этого и жди. В такое смутное время мы родились, во всей России идёт какая-то катавасия. И это всё товарищи-большевики не дна бы им ни покрышки! Антихристы! А у самого крыльца избы-читальни, на приставленную к крыше лестницу, на третью её ступеньку, чтобы всем было видно, взобрался, чрезвычайно взволнованный ревнитель церковного дела Сергей Касаткин. От неимоверного расстройства ноги у него в коленях неудержимо дрожали. Обращаясь к народу, он начал речь: — Православные христиане! Тут сельские власти и радивоустроители вздумали к колокольне храма божьего прицепить антенну, а мы должны всячески этому воспрепятствовать! — Не дадим! Не позволим! — дружно ахнула толпа. Видя, что оборот дела принял форму не в пользу радиоустроителей, они присмирев, молчаливо выслушивали речи, осуждающие их намерения насчёт привязки антенны к колокольне. А Сергей продолжая свою взволнованно-негодующую речь, обращаясь к радиоустроителям продолжал: — А подобает ли вам так бесчинствовать?! Не оскорбляйте чувство верующих! Не богохульствуйте над святыне! Не оскверняйте божьего храма! Не преступайте грань своей власти. Что закон то гласит? Он гласит: не применять насилие! А вы нахально и вероломно хотите антенну за церков прицепить! — Не дадим! Не дозволим! — снова ахнула толпа. А Сергей продолжал: — Не бесчинствуйте, не превышайте дозволенной вам свыше власти, иначе мы высшим властям будем жаловаться и за это вас не похвалят. — Да мы только хотели антенну, чтоб она была повыше, за колокольню прицепить. И чего тут особенного? — робко проговорил техник по установке радиоаппаратуры. — Вон за высокое дерево вяз и подвешивайте. Он немножко пониже колокольни-то, так что для вас и дерева хватит! А за храм божий прицеплять не дадим! — А кто осмелится дуроломом с проволокой на колокольню залезать, того живьём оттудова сбросим! — кто-то угрожающе выкрикнул из толпы. Этот выкрик из толпы, видимо крепко обидел активистов. Техник, как постороннее лицо, и видимо из городских бесстрашных людей, оттолкнул Сергея, вскочил на лестницу и стал говорить обращаясь к народу: — Вы что-же это граждане, бунт затеяли? — Да наподобие его! — выкрик из толпы. — А вы знаете, что за это бывает?! — продолжал техник, стараясь взором отыскать в толпе крикуна, но сгущающиеся сумерки мешали этому. — Да нам стоит сообщить в Арзамас, как оттуда выйдет отряд и усмирит вас! — стращал он. Ободрённые речью техника, активисты зашевелились, загоготали, повысив голос заораторствовали. — Что вы глотки-то дерёте! Глядите, как-бы под вечер-то, лукавый не влетел бы вам в кадыки-то! — взобравшись на лестницу Матвей, грозно осадил разошедшихся в криках активистов. — Если позволить вам, что вы затеяли, для нас расстаться с храмом, а без него где христианской душе найти утешение! Вы своё проводите, а мы своё защищаем. И если вы нас обнасильничаете и нахрапом оскорбите, то придёт время об нас камни возопиют! — Что ты Матвей Акифьевич их уговариваешь, они гласу вопиющему в пустыне не внемлют! — тоже, как Матвей, выдержками из библии, проговорил Сергей. — Одним словом сатрапы, прислужники сатаны! Из кожи лезут, доказывая, что чёрное это белое, а белое что это чёрное! — злорадно закончил своё изречение Матвей. Активисты-радиоустроители, видя, что народ в большинстве своём не на их стороне, снова призатихли и от своего намерения отступили, но мысли своей о подъёме антенны на колокольню не покидали: — Хоть не сегодня, а позднее всё равно антенну к колокольне подцепим!
Торжествуя победу, мужики и бабы постепенно стали расходиться по домам, громко переговариваясь между собою. И каждый затаил в себе тревогу, и предчувствие неизбежности, и каждого не покидала жгучая мысль: а что же впереди-то будет? И каждый день, лежа в постели, каждый ждал, а не ударит ли в уши снова всполошённый звук набата!
как на ярманке, а о чём спорят я так и не понял. Да-бишь, про какое-то радиво поминают! — сбивчиво рассказал Васька своим друзьям Паньке и Ваньке. — Айда туда! — предложил Панька, и они все трое бегом, вприпрыжку, ринулись к избе-читальне. И взаправду, около избы-читальни собралось народу со всего села. Мужики, как встревоженные гуси гогочут, а бабы галдят словно галки, когда к их гнезду подбирается кошка. Вся толпа гудит словно растревоженный рой пчёл. А растревоженная народная толпа, не лучше пчёл, она стихийно может пойти на всё, вплоть до убийства. Несколько поодаль от толпы, двое пожилых мужиков, Осип и Матвей, меж собой ведут непринуждённый, но встревоженно-осуждающий устроителей радио, разговор: — Для отвода глаз, вздыбили на крышу избы-читальни жердь, протянули проволоку и думают народ обмануть. А сами вырыли под читальной-то подвал, посадили туда Саньку Лунькинова, он оттудова и горланит, песни поёт, газетки читает — людей булгачит! И бают, что это мол всё из Москвы слышно! Народ-то и обманывают, как будто мы глупые, как будто мы через коленку деланы! — высказался Осип перед Матвеем. — Они думают, сто стали грамотеи, так и людей с панталык свести можно. Нет мы тоже не лыком шиты и не лаптем щи-то хлебаем! Что-нибудь да смыслем! — отозвался и Матвей, — ишь, книгочёты какие нашлись, дуй их горой-то! — Антихристы, сопустаты, да и только! Пра, видит бог! — поддержал Матвея Осип. — И на кой пёс им это радиво спонадобилось, ведь жили без него, обходились и не больно об ним скучали, а то придумали! Шутка ли, чего захотели! Антенну на колокольню зацепить, этого только не хватало! Нынче антенну, а завтра скажут и храм божий прикрыть. — Не дадим! Не позволим измываться над святыней! — уже не тихо, а во весь голос, чтобы слышали все, — встревоженно выкрикнул Матвей, — и так религия в загоне, со всех сторон её мутузят, вздыху никакого нету! Одно притеснение, да и только! А бают, скоро и совсем церквы позакрывают, попов на каторгу сошлют, а храмы под теятры отдадут! — Вот, вот только этого и жди. В такое смутное время мы родились, во всей России идёт какая-то катавасия. И это всё товарищи-большевики не дна бы им ни покрышки! Антихристы! А у самого крыльца избы-читальни, на приставленную к крыше лестницу, на третью её ступеньку, чтобы всем было видно, взобрался, чрезвычайно взволнованный ревнитель церковного дела Сергей Касаткин. От неимоверного расстройства ноги у него в коленях неудержимо дрожали. Обращаясь к народу, он начал речь: — Православные христиане! Тут сельские власти и радивоустроители вздумали к колокольне храма божьего прицепить антенну, а мы должны всячески этому воспрепятствовать! — Не дадим! Не позволим! — дружно ахнула толпа. Видя, что оборот дела принял форму не в пользу радиоустроителей, они присмирев, молчаливо выслушивали речи, осуждающие их намерения насчёт привязки антенны к колокольне. А Сергей продолжая свою взволнованно-негодующую речь, обращаясь к радиоустроителям продолжал: — А подобает ли вам так бесчинствовать?! Не оскорбляйте чувство верующих! Не богохульствуйте над святыне! Не оскверняйте божьего храма! Не преступайте грань своей власти. Что закон то гласит? Он гласит: не применять насилие! А вы нахально и вероломно хотите антенну за церков прицепить! — Не дадим! Не дозволим! — снова ахнула толпа. А Сергей продолжал: — Не бесчинствуйте, не превышайте дозволенной вам свыше власти, иначе мы высшим властям будем жаловаться и за это вас не похвалят. — Да мы только хотели антенну, чтоб она была повыше, за колокольню прицепить. И чего тут особенного? — робко проговорил техник по установке радиоаппаратуры. — Вон за высокое дерево вяз и подвешивайте. Он немножко пониже колокольни-то, так что для вас и дерева хватит! А за храм божий прицеплять не дадим! — А кто осмелится дуроломом с проволокой на колокольню залезать, того живьём оттудова сбросим! — кто-то угрожающе выкрикнул из толпы. Этот выкрик из толпы, видимо крепко обидел активистов. Техник, как постороннее лицо, и видимо из городских бесстрашных людей, оттолкнул Сергея, вскочил на лестницу и стал говорить обращаясь к народу: — Вы что-же это граждане, бунт затеяли? — Да наподобие его! — выкрик из толпы. — А вы знаете, что за это бывает?! — продолжал техник, стараясь взором отыскать в толпе крикуна, но сгущающиеся сумерки мешали этому. — Да нам стоит сообщить в Арзамас, как оттуда выйдет отряд и усмирит вас! — стращал он. Ободрённые речью техника, активисты зашевелились, загоготали, повысив голос заораторствовали. — Что вы глотки-то дерёте! Глядите, как-бы под вечер-то, лукавый не влетел бы вам в кадыки-то! — взобравшись на лестницу Матвей, грозно осадил разошедшихся в криках активистов. — Если позволить вам, что вы затеяли, для нас расстаться с храмом, а без него где христианской душе найти утешение! Вы своё проводите, а мы своё защищаем. И если вы нас обнасильничаете и нахрапом оскорбите, то придёт время об нас камни возопиют! — Что ты Матвей Акифьевич их уговариваешь, они гласу вопиющему в пустыне не внемлют! — тоже, как Матвей, выдержками из библии, проговорил Сергей. — Одним словом сатрапы, прислужники сатаны! Из кожи лезут, доказывая, что чёрное это белое, а белое что это чёрное! — злорадно закончил своё изречение Матвей. Активисты-радиоустроители, видя, что народ в большинстве своём не на их стороне, снова призатихли и от своего намерения отступили, но мысли своей о подъёме антенны на колокольню не покидали: — Хоть не сегодня, а позднее всё равно антенну к колокольне подцепим!
Торжествуя победу, мужики и бабы постепенно стали расходиться по домам, громко переговариваясь между собою. И каждый затаил в себе тревогу, и предчувствие неизбежности, и каждого не покидала жгучая мысль: а что же впереди-то будет? И каждый день, лежа в постели, каждый ждал, а не ударит ли в уши снова всполошённый звук набата!