корпораций… И практически всем этим заправляют вон там. – Он кивком указал в пространство перед собой. – Представьте себе, как миллионы людей пытаются доказать, сколько они потеряли. Мы просто превратимся в нацию нищих.

– Мы вновь говорим о возможных последствиях ядерного взрыва на Уолл-стрит? – спросил Абрамс.

– Может быть.

О'Брайен прошел вдоль края крыши и остановился у перил с восточной стороны площадки обозрения. Он посмотрел вниз, на комплекс Рокфеллеровского центра.

– Фантастическое место. Вы знаете, что площадь садов на крышах этих зданий около четырех гектаров?

Абрамс подошел к нему.

– Нет, не знал.

– Но это факт, и сей факт будет стоить вам еще двадцать пять центов.

О'Брайен взял у Абрамса монетку и опустил в другой аппарат обозрения. Он приблизил лицо к окулярам, развернул аппарат и навел на резкость.

– Глен-Коув отсюда милях в двадцати пяти, и это совершенно иной мир. Я стараюсь рассмотреть пиротехнику ван Дорна.

– Пиротехнику?

– Это длинная история, Абрамс. Суть в том, что ван Дорн, живущий рядом с русскими, якобы изводит их. Вы могли прочитать об этом в газетах.

– Да, припоминаю.

– Они собираются возбудить против него дело в суде графства Нассау. – О'Брайен опять повернул аппарат. – И собираются нанять местных адвокатов. Вот, посмотрите.

– На местных адвокатов?

– Нет, мистер Абрамс. На Глен-Коув.

Абрамс нагнулся к аппарату и навел на резкость. Равнинные районы Хэмпстед-Плэйнс мягко переходили в холмистую северную оконечность Лонг-Айленда, где царили богатство и комфорт для избранных. Хотя на таком расстоянии разглядеть мелкие детали было трудно, Абрамс был согласен с О'Брайеном, что Глен-Коув – это другой мир.

– Что-то я не вижу фейерверков.

– Как не увидите и разрывающихся в воздухе бомб, и нашего национального флага над домом ван Дорна, но, уверяю вас, он там.

Абрамс, выпрямившись, посмотрел на часы.

– Что же, даже Дракуле понадобился хороший адвокат, – произнес О'Брайен. – Бедный Джонатан Харкер! Он неожиданно для себя понял, что если вас приглашают в мрачный замок, то могут возникнуть проблемы с тем, как оттуда выбраться.

Абрамс понимал, что сама по себе возможность постоять с боссом на крыше здания очень многое для него значила, но его начинали раздражать странные зигзаги в рассуждениях О'Брайена.

– Я вас не очень понимаю, – проворчал он.

– В моей фирме всего несколько сотрудников, которые осмеливаются в этом признаться. Обычно все улыбаются и кивают, дожидаясь, пока я подойду к делу.

Абрамс прислонился спиной к перилам. Несколько туристов еще бродили по крыше. Небо порозовело, и вид с крыши открывался просто великолепный.

О'Брайен снова приник к трубе обозрения, но раздался щелчок.

– Черт, у вас не найдется еще одной монеты?

– Нет.

О'Брайен возвращался обратно тем же путем, которым они пришли сюда. Абрамс шел рядом.

– Видите ли, дело в том, что в конце этого месяца я, вероятно, вас уволю. Вас примут на работу в адвокатскую фирму графства Нассау «Эдвардс и Стайлер». Они представляют интересы русских в тяжбе с ван Дорном, – сказал О'Брайен.

– Эта затея с моим переходом на новую работу выглядит не очень этично. Ведь в настоящее время я работаю на вас и, следовательно, на ван Дорна.

– В конце концов русские уступят просьбе «Эдвардс и Стайлер» о посещении дачи миссии, когда ван Дорн особенно разойдется. Сегодня они отказались допустить представителей конторы на свою территорию, но могут согласиться во время проведения ван Дорном очередной вечеринки. Может быть, в День поминовения павших. Вы будете сопровождать адвокатов «Эдвардс и Стайлер» и затем доложите мне о результатах переговоров.

– Послушайте, – сказал Абрамс, – если ван Дорн действительно так донимает русских, то он заслуживает этого иска и должен проиграть в суде. Думается, русским следовало бы намекнуть об этом ван Дорну и попытаться по-тихому отучить его от своих выходок.

– Они как раз пытаются сделать это через «Эдвардс и Стайлер». Но судья Баршан – мой друг, между прочим, – никак не может решить эту дилемму: где граница между созданием неудобства для русских соседей и реализацией гарантированного конституцией права ван Дорна устраивать вечеринки, когда ему заблагорассудится.

– Извините, – вставил Абрамс, – но из всего, что я читал об этом деле, складывается впечатление, что мистер ван Дорн не самый лучший сосед. В его действиях просматриваются злостный умысел и какой-то, я бы сказал, нездоровый ура-патриотизм.

О'Брайен слегка улыбнулся:

– Внешне именно так все и выглядит. Но дело это – нечто большее, чем гражданский иск.

Абрамс остановился и посмотрел на север, в сторону Центрального парка. Да, это дело – нечто большее, чем простая гражданская тяжба. Значит, все вопросы о его знании русского, его патриотизме, «Красном отряде» – все эти вроде бы разрозненные и прямо не относящиеся к разговору вопросы, оказывается, преследовали весьма определенную цель. Так О'Брайен играл всегда.

– И что же я должен буду делать, когда окажусь у этих русских? – спросил Абрамс.

– То же, что делал Джонатан Харкер. Проявлять любопытство.

– Но Джонатан Харкер погиб.

– Хуже. Он потерял бессмертие. Но поскольку вы собираетесь стать адвокатом, успешное выполнение этого поручения благоприятно отразится на вашей карьере.

Абрамс натянуто улыбнулся:

– Что еще вы можете рассказать мне?

– Пока ничего. Вероятно, пройдет какое-то время, прежде чем я вновь заговорю с вами об этом деле. И вам не следует говорить о нем ни с кем другим. Если наш план удастся, вы будете информировать меня и никого больше, даже в том случае, если этот кто-то начнет утверждать, что действует по моему поручению. Понятно?

– Понятно.

– Хорошо. А пока я достану вам этот лингафонный курс. Если даже из нашей операции ничего не выйдет, то вы, по крайней мере, усовершенствуете свой русский.

– Чтобы работать с вашими клиентами, евреями-эмигрантами?

– У меня нет таких клиентов.

Абрамс кивнул и сказал:

– В любом случае мне нужно готовиться к июльским экзаменам.

О'Брайен произнес неожиданно резким тоном:

– Мистер Абрамс, этих экзаменов в июле может и не быть.

Абрамс уставился на него в полутьме сгущавшихся сумерек. Судя по всему, О'Брайен говорил серьезно. Однако пытаться попросить его прояснить это странное заявление было бессмысленно.

– В таком случае мне даже необходимо заниматься русским, он мне может понадобиться.

О'Брайен криво усмехнулся:

– Вполне возможно, что необходимость в нем