- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (15) »
берут! Финны целую партию покупают, — подмигнул брюнет Диме, кидая трубку на рычаг. — Ну, Димка, пляши. В Европу вползаем!
— Какая это Европа, бог ты мой, — скривился Дима, открывая банку немецкого пива. — Задворки.
Владик возник на пороге, поправляя очки.
— Владик, это кто там у Димы в спаленке? — спросил Лева.
— Жужа, я ее у «Будапешта» снял… Вы орали всю ночь: «Венгерку, венгерку!»
— Мальчики, а где тут у вас туалет? — спросила Жужа, выныривая из-за Владикова плеча. Она прошлась по кухне, бесцеремонно выдернув из Диминых рук банку с пивом, хлебнула разок-другой.
— Слушай, ты же вчера по-венгерски лопотала? — обалдел Владик.
— Я, милый, и по-корякски могу, если надо, — заявила Жужа, усаживаясь прямо на стол и болтая срамными кривоватыми ножками.
— Влад, отведи даму в клозет, — велел Дима, — и распорядись там… Насчет форинтов… — Ополовиненную Жужей банку пива Дима взял брезгливо, двумя пальцами, и выбросил в открытую форточку.
Банка упала в полуметре от Нины, волокущей Вовку в детсад. — У-у, сволочи! — крикнула Нина, грозя кулаком небесам. — Сволочи проклятые! Брось ее! — заорала она на сына, который уже завладел банкой и восторженно ее осматривал. — Брось эту гадость!.. — А мы уже обедать садимся. — Воспитательница следила за тем, как взмокшая от бега Нина сдирала с Вовки курточку. — Лен, можно, я опять у вас покемарю? — улыбалась Нина заискивающе. — На Вовкиной. Часок. А то мне дома не дадут… В детской спальне Нина добралась до Вовкиной кроватки, скинула туфли, свернулась калачом на пикейном покрывальчике и мгновенно уснула. И лицо ее разгладилось, стало блаженно-умиротворенным. Сон! Шестьдесят минут сна! Чего еще желать-то…
— А как там насчет самолета? — спрашивал Дима, глядя из окна БМВ на сирые московские улицы. — Будет тебе самолет, — отвечал Лева с заднего сиденья. — Если бы ты еще мне объяснил, на кой хрен тебе самолет, я бы… — Хочу, — отрубил Дима, позевывая. — «Хочу»! Он хочет! Дайте бэби новую игрушку! Мы с тобой в трубу вылетим, Дима, с этим самолетом твоим! — Смотри, опять эта бабка стоит, — сказал Дима Владику, игнорируя Левины вопли. — Тормози, Владик. Поди, дай ей. — Дима вытащил из кармана пучок мятых купюр. — Она на мою крестную похожа. — Дима! — завизжал Лева. — У нас финны в четырнадцать ноль-ноль. — Шеф, тут пять штук! — поразился Владик, мгновенно пересчитав деньги. — Шагай! — рявкнул Дима, и Владик пулей выскочил из машины, помчавшись к бабке, которая торговала какой-то чушью у «Аптеки». — Дима, мне осточертело! — вопил Лева. — Что с тобой творится, Дима?! Эти пьянки твои, эти дебоши в кабаках… Ты знаешь, чем это кончится?! Знаешь? Все пойдет с молотка, Дима! Попомни! Владик свалился на сиденье, прижимая к груди ворох бумажных пакетиков: «Старуха насовала. Шеф, она уползла в слезах свечку вам ставить… Вот. Сборы целебных трав». — Владик, стой! — снова скомандовал Дима. Владик, только что выруливший на Стромынку, покорно притормозил у какого-то скверика — там уличный оркестрик наигрывал весьма складно нечто доисторическое. — Владик, ты знаешь, что это такое? — Дима опустил стекло. — «Амурские волны», шеф? — предположил Владик неуверенно. — Это «Голуби», балда. — Дима положил подбородок на скрещенные руки. — Мое детство золотое. Рев у радиолы. — Так. — Лева уже не орал, он сипел. — Можете меня увольнять без выходного пособия. Его там ждут финны, финны! — а он тут пускает пузыри! Владик, едем! — Владик, сиди, — процедил Дима. Лева, бессвязно ругаясь, выскочил из машины и кинулся к притормозившему рядом частнику. Владик нервничал, ерзал на сиденье, Диме только все было по фигу, Дима внимал музыке, бормоча вполголоса: «Пусть летят они, летят, и уже не вернутся назад…»
Нина повернула ключ в замке, дернула дверь — дверь была закрыта изнутри на цепочку. «Ма, вы чего? — накинулась Нина на открывшую ей старуху. — Среди бела дня…» — Нина, тихо! — зашипела мать. — У нас такой человек… Тихо. «Такой человек», на секунду оторвавшись от телефонной трубки, спросил отрывисто, по-командирски: «Это кто? Свои?» — Это дочка, Иван Федотыч, это дочка, — залопотала мать. — А! — сказал Иван Федотыч. — Ну-ну. Хвоста не привела? Нет? Кулаков! — загудел он в трубку. — Значит, колонна формируется у Белорусского. Со мной сорок человек, испытанные люди, орденоносцы… — О, господи! — вздохнула Нина обреченно, двинувшись в комнаты, таща за собой сумку. — Лежишь? — спросила она мужа Костю. Костя валялся на койке, перелистывая Ключевского. — Мать опять подпольщиков навела, коммунаров, не дом, а явочная квартира. Нина вошла в Иркину комнату, где дочь ее, семнадцатилетняя дылда, сидела на полу, заваленном пачками импортных сигарет, раскладывая товар по кучкам. — Я тебе сумку-холодильник взяла в прокате. — Нина подтащила сумку поближе к дочери. — Тут все тебе в дорогу. Колбаса, сыр. Пусть у тебя стоит, а то отец сожрет… или подпольщики… Ирка, куда ты едешь? — продолжала Нина, быстро переодеваясь за дверцей шкафа, натягивая на себя парусиновую робу, повязывая волосы темной косынкой. — Какая из тебя коммерсантка? Ты таблицы умножения не помнишь дальше трижды трех! — …В рабочих районах вербуй! — гудел Федотыч в телефон, когда Нина, шелестя парусиновыми штанинами, вышла в коридор. — По ЖЭКам пошарь! — В дверь зазвонили, Федотыч уронил трубку на рычаг, взвизгнул истерически: — Кто? Спроси — кто! — А, перетрусил, — хмыкнула Нина злорадно, открывая дверь и впуская Вовку. — Тоже мне… Кибальчич.
Она мыла лестницы. Терла подоконники. Сгребала метлой в огромный жестяной совок сор, скопившийся у мусоропроводов. Мыла, терла, подметала… Один подъезд, другой, третий…
Вечерняя толпа вынесла Нину из дверей «Гастронома». Она тащила сумки, Вовка семенил следом, канючил: «Ма, пойдем посмотрим паровозик!» Они подошли к шикарному магазину — сливочно-бежевый колер, затейливая лепнина, вывеска с ятями «Димитрий Пупков. Вся обстановка». В огромных витринах — мебеля, стилизованные «под ретро». Вовка замер у правой витрины, там, в интерьере детской, между низенькой софой и креслицем бегал по рельсам игрушечный паровозик…
К магазину подкатил «жигуль» — дама за рулем. Нина оглядела даму — она была прикинута — хай-класс. Дама стремительно пересекла просторные залы магазина, взбежала по лесенке на второй этаж, где в предбанничке скучала у телефонов секретарша. — Лара! — взвизгнула секретарша, вскочив из-за стола. — Куда?! — И она заслонила дверь в кабинет шефа тщедушным тельцем. —
Банка упала в полуметре от Нины, волокущей Вовку в детсад. — У-у, сволочи! — крикнула Нина, грозя кулаком небесам. — Сволочи проклятые! Брось ее! — заорала она на сына, который уже завладел банкой и восторженно ее осматривал. — Брось эту гадость!.. — А мы уже обедать садимся. — Воспитательница следила за тем, как взмокшая от бега Нина сдирала с Вовки курточку. — Лен, можно, я опять у вас покемарю? — улыбалась Нина заискивающе. — На Вовкиной. Часок. А то мне дома не дадут… В детской спальне Нина добралась до Вовкиной кроватки, скинула туфли, свернулась калачом на пикейном покрывальчике и мгновенно уснула. И лицо ее разгладилось, стало блаженно-умиротворенным. Сон! Шестьдесят минут сна! Чего еще желать-то…
— А как там насчет самолета? — спрашивал Дима, глядя из окна БМВ на сирые московские улицы. — Будет тебе самолет, — отвечал Лева с заднего сиденья. — Если бы ты еще мне объяснил, на кой хрен тебе самолет, я бы… — Хочу, — отрубил Дима, позевывая. — «Хочу»! Он хочет! Дайте бэби новую игрушку! Мы с тобой в трубу вылетим, Дима, с этим самолетом твоим! — Смотри, опять эта бабка стоит, — сказал Дима Владику, игнорируя Левины вопли. — Тормози, Владик. Поди, дай ей. — Дима вытащил из кармана пучок мятых купюр. — Она на мою крестную похожа. — Дима! — завизжал Лева. — У нас финны в четырнадцать ноль-ноль. — Шеф, тут пять штук! — поразился Владик, мгновенно пересчитав деньги. — Шагай! — рявкнул Дима, и Владик пулей выскочил из машины, помчавшись к бабке, которая торговала какой-то чушью у «Аптеки». — Дима, мне осточертело! — вопил Лева. — Что с тобой творится, Дима?! Эти пьянки твои, эти дебоши в кабаках… Ты знаешь, чем это кончится?! Знаешь? Все пойдет с молотка, Дима! Попомни! Владик свалился на сиденье, прижимая к груди ворох бумажных пакетиков: «Старуха насовала. Шеф, она уползла в слезах свечку вам ставить… Вот. Сборы целебных трав». — Владик, стой! — снова скомандовал Дима. Владик, только что выруливший на Стромынку, покорно притормозил у какого-то скверика — там уличный оркестрик наигрывал весьма складно нечто доисторическое. — Владик, ты знаешь, что это такое? — Дима опустил стекло. — «Амурские волны», шеф? — предположил Владик неуверенно. — Это «Голуби», балда. — Дима положил подбородок на скрещенные руки. — Мое детство золотое. Рев у радиолы. — Так. — Лева уже не орал, он сипел. — Можете меня увольнять без выходного пособия. Его там ждут финны, финны! — а он тут пускает пузыри! Владик, едем! — Владик, сиди, — процедил Дима. Лева, бессвязно ругаясь, выскочил из машины и кинулся к притормозившему рядом частнику. Владик нервничал, ерзал на сиденье, Диме только все было по фигу, Дима внимал музыке, бормоча вполголоса: «Пусть летят они, летят, и уже не вернутся назад…»
Нина повернула ключ в замке, дернула дверь — дверь была закрыта изнутри на цепочку. «Ма, вы чего? — накинулась Нина на открывшую ей старуху. — Среди бела дня…» — Нина, тихо! — зашипела мать. — У нас такой человек… Тихо. «Такой человек», на секунду оторвавшись от телефонной трубки, спросил отрывисто, по-командирски: «Это кто? Свои?» — Это дочка, Иван Федотыч, это дочка, — залопотала мать. — А! — сказал Иван Федотыч. — Ну-ну. Хвоста не привела? Нет? Кулаков! — загудел он в трубку. — Значит, колонна формируется у Белорусского. Со мной сорок человек, испытанные люди, орденоносцы… — О, господи! — вздохнула Нина обреченно, двинувшись в комнаты, таща за собой сумку. — Лежишь? — спросила она мужа Костю. Костя валялся на койке, перелистывая Ключевского. — Мать опять подпольщиков навела, коммунаров, не дом, а явочная квартира. Нина вошла в Иркину комнату, где дочь ее, семнадцатилетняя дылда, сидела на полу, заваленном пачками импортных сигарет, раскладывая товар по кучкам. — Я тебе сумку-холодильник взяла в прокате. — Нина подтащила сумку поближе к дочери. — Тут все тебе в дорогу. Колбаса, сыр. Пусть у тебя стоит, а то отец сожрет… или подпольщики… Ирка, куда ты едешь? — продолжала Нина, быстро переодеваясь за дверцей шкафа, натягивая на себя парусиновую робу, повязывая волосы темной косынкой. — Какая из тебя коммерсантка? Ты таблицы умножения не помнишь дальше трижды трех! — …В рабочих районах вербуй! — гудел Федотыч в телефон, когда Нина, шелестя парусиновыми штанинами, вышла в коридор. — По ЖЭКам пошарь! — В дверь зазвонили, Федотыч уронил трубку на рычаг, взвизгнул истерически: — Кто? Спроси — кто! — А, перетрусил, — хмыкнула Нина злорадно, открывая дверь и впуская Вовку. — Тоже мне… Кибальчич.
Она мыла лестницы. Терла подоконники. Сгребала метлой в огромный жестяной совок сор, скопившийся у мусоропроводов. Мыла, терла, подметала… Один подъезд, другой, третий…
Вечерняя толпа вынесла Нину из дверей «Гастронома». Она тащила сумки, Вовка семенил следом, канючил: «Ма, пойдем посмотрим паровозик!» Они подошли к шикарному магазину — сливочно-бежевый колер, затейливая лепнина, вывеска с ятями «Димитрий Пупков. Вся обстановка». В огромных витринах — мебеля, стилизованные «под ретро». Вовка замер у правой витрины, там, в интерьере детской, между низенькой софой и креслицем бегал по рельсам игрушечный паровозик…
К магазину подкатил «жигуль» — дама за рулем. Нина оглядела даму — она была прикинута — хай-класс. Дама стремительно пересекла просторные залы магазина, взбежала по лесенке на второй этаж, где в предбанничке скучала у телефонов секретарша. — Лара! — взвизгнула секретарша, вскочив из-за стола. — Куда?! — И она заслонила дверь в кабинет шефа тщедушным тельцем. —
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (15) »