юриспруденции, все те годы, что пребывал начальником Третьего — Общественного благочиния и порядка — отделения Службы Имперской Безопасности, непрестанно пытался вмешаться в ход идущих в Державе преобразований. Неустанно собирал какие-то партии, затевал акции и подговаривал виднейших журналистов на какие-то совершенно неуместные выходки. За что, в итоге, и поплатился. От службы в СИБ отставлен, и отправлен в почетную ссылку — послом Империи в Великобританию.

Жаль, что не на Марс какой-нибудь. Потому как этот человек воцарению Марии Федоровны станет противиться изо всех сил. Хотя бы уже потому, что датчанка принимала активнейшее участие в деятельности покойной Елены Павловны, а Шувалова пропагандируемые Принцессой Свобода принципы социальной справедливости попросту бесили до ядовитых слюней. То, что в своих полтавских имениях Великая княгиня дала крестьянам волю еще до Манифеста шестьдесят первого года, и что именно оценка благосостояния тех крестьян послужили для вечно колеблющегося Александра последней каплей для подписания судьбоносного документа, теперь ляжет черным пятном и на Марию Федоровну.

И в этой борьбе против Ее величества Регента, Шувалова охотно поддержит немецкая партия — серая, вездесущая тень за плечами всех Государей Российских, с Петра начиная. Им датчанка, ни на секунду не забывающая об унижении ее первой Родины от Пруссии, на троне Восточного Колосса не нужна. Николай и так уже, в сравнении с Александром Вторым, несколько отдалился от Берлина. Нет, русская дипломатическая служба продолжала поддерживать устремления рожденной на земле побежденной Франции, в Версале, Германской империи. Слишком много общих интересов. Слишком многое связывает два Великих народа. Но и «душа нараспашку» Александра Николаевича, плавно сменилась Николаевским равноправным партнерством.

В семьдесят первом, когда армия Франции капитулировала под напором прусских штыков, а Наполеон Третий отрекся от престола, мы, Россия, здорово поживились на плодах чужих побед. Начиная с денонсации Парижского трактата, запрещавшего прежде иметь нам флот и крепостные сооружения на берегах Черного моря, и заканчивая новыми таможенными пошлинами. Берлин обложил Париж такой контрибуцией, что экономика Германии получила знатного пинка, и просто не могла не развиться. А ведь мало произвести! Нужно еще и продать! Немецкие товары хлынули на рынки России. Как было не снять сливки и не защитить отечественного производителя?

Бисмарк с Вильгельмом зря решили именно так реформировать валютную систему молодой империи. Тем более — зря, что не удосужились посоветоваться с нами. Представляю, какой удар бы нам нанес переход Германии с серебряного стандарта на золотой, если бы мы, что называется: ни сном, ни духом об этом не подозревали. Благо, служащие созданной в шестьдесят девятом на основе Третьего отделения СЕИВ канцелярии Службы Безопасности Империи не даром едят свой хлеб. О планах немцев нам стало известно задолго до реальных реформ, и поздней осенью семьдесят первого газеты печатали на одной своей странице сообщение о введении единой германской денежной единицы — золотой марки, а на другой — Манифест Государя Императора об изменении закона о взимании таможенных пошлин с ввозимых в Империю товаров. Сборы с высокотехнологичных товаров, вроде паровозов, оружия и станков были увеличены в десять раз. Причем оплата с тех пор должна была производиться в валюте страны — где товар был произведен. И немецкие фабриканты, желающие продать свою продукцию в России, обязаны теперь платить пошлины своими goldmark.

Могли ли Николай, близкий родственник кайзеру Вильгельму, или товарищ первого министра Лерхе — вообще этнический немец, быть изобретателями такого по-византийски коварного закона? Симпатизирующие объединившейся, наконец, Германии русские немцы решили, что нет. И тут же выбрали ответственного. Вернее — ответственную. Императрицу Марию Федоровну, не скрывающую своего отношения к Берлину. Выходило, и немцы, при всей своей традиционной лояльности к власти, способны подпортить Дагмаре жизнь.

Однако, у этой, немецкой, медали была и обратная сторона. Чем больше противились бы регентству императрицы русские немцы, тем охотнее ее поддержали бы набирающие силу славянофилы.

Хотя, это слово не особенно подходило к тому явлению, что родилось на просторах Державы стараниями незабвенного князя Мещерского. Вово продолжал эпатировать публику своими невообразимыми, а-ля рынды эпохи Ивана Грозного, кафтанами. Но толку с этого было чуть. А вот декларированное в семидесятом году равноправие всех ветвей православной церкви, что означало полное и окончательное решение вопроса дискриминации старообрядцев, сделало для славянофильского течения значительно больше.

И тут моей заслуги вовсе не было. Решение, кстати — совершенно для меня неожиданное, но искренне приветствуемое, принял Никса самостоятельно. Большое влияние, конечно, на молодого царя оказали его старый учитель, историк Соловьев, утверждающий, что староверие — естественная реакция простого народа на чрезмерную европеизацию России.

Все одно к одному. Буквально за пару месяцев до опубликования Манифеста о равноправии религий, мы, так сказать, малым кругом обсуждали общую идею наших преобразований. Вот во время тех посиделок в памятной библиотеке Аничкова дворца у Великого князя Александра Александровича, и прозвучало «вера в собственные силы». Я едва чаем не подавился. Нам, слушателям высших партийных курсов, суть северокорейской идеологии — чучхе, провозглашенной в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году товарищем Ким Ир Сеном, так и объясняли. Именно этими же словами.

Впрочем, в устах Николая Второго, смысл лозунга стал совершенно иным. Никакого железного занавеса, противостояния всему миру и жесткой экономии всего на свете вместо поставок недостающего из-за границы. Нет! Только то, что мы, русские — не хуже и не лучше других европейских народов. Так же можем работать, изобретать и строить. Нужно лишь поверить в себя, перестать непрестанно кивать на заграницу, по всякому поводу и без, и научиться жить своей жизнью. Начать же нужно было с сосредоточения. С открытия возможностей для представителей всех народов и вероисповеданий трудиться на благо Державы.

К слову сказать, этим самым шагом, Николай еще и разрушил одну из идеологических платформ вялотекущего народничества. Не сказать, чтоб эти, гм, странные люди особо досаждали. Однако, битва за умы, за юношескую энергию, за симпатии максимально широких слоев населения страны, была принята одним из главных направлений деятельности