Порты», то есть имеет представление о твоём назначении. А здесь про «опасность совершить ошибки гибельные не только для вас», а вот тут «благословение способное окутать сердце щитом от невзгод». Да здесь всё практически прямым текстом.

— Вот как. — поник Степан, вообразивший, что это послание любви.

— Кстати, — невинно заметил Пушкин, — если тебе так уж захочется жениться, то у меня есть две девицы на выданье, из прекрасной семьи, не лишённой незначительных недостатков, конечно, но…

— Александр Сергеевич!!

— Хорошо, молчу. Но на досуге подумай. Этот ход мог бы стать весьма острым.

Степан молча удалился с гордо поднятой головой.

Юлий Помпеевич принял сына с неохотой.

— Я слушал пение птиц, а ты хочешь, чтобы я разбирал бабий стрёкот. — отозвался он о причине своего недовольства. Впрочем, ознакомившись с текстом послания, Литта задумался и сменил гнев на милость.

— Когда едешь к султану?

— Как скажут. Что мне готовиться? Турция, всё включено. Разве нет?

— Золото готово?

— Какое золото? — не понял Степан.

— Кружочки такие жёлтые. Санкт-Петербургского монетного двора чеканки. Не считая «известной монеты». Тебе потребуется не меньше миллиона рублей сверх щедрости Его Величества.

— Зачем столько? Я думал взять тысяч сто…

— Это Восток, мой стоеросовый сын. Без подарков шагу не ступить. Тем более — не получить уважения. Вообще, к восточному правителю, тем более столь высокому, без подарков можно и не соваться. Щедрость — иное дело. Швыряй монеты направо и налево, сыпь золото в бездонные карманы, и ты станешь своим. Сто тысяч! За сто тысяч в тебе признают эфенди, не более. За миллион в тебе увидят Степана-Ага. Это — положение! Я не позволю, чтобы мой сын был всего лишь эфенди!

— Разве посол наш тратит столь огромные суммы? — невинно уточнил Степан.

— Разве я говорю о после? — насмешливо фыркнул Литта. — Посол может быть кем угодно, пусть эфенди. Но ты… именно это интересует господина Фикельмон. Что? Это рука её мужа, любезный сын. Конечно, Австрии необходимо знать все детали отношений России и Порты. Балканы, сын мой, Балканы.

— Как — мужа? — пролепетал Степан, чувствуя себя как человек застигнутый с поличным.

— Так. — равнодушно пожал плечами старик. — Писала Долли, непосредственно почерк её, но мысль явно мужа. Если откровенно, то писано так, чтобы даже дурак это сообразил. Она предупреждает об этом всем своим посланием. К счастью, мой сын не дурак и ничего не понял.

Степан покраснел.

— Дипломат! Политик! Умище необыкновенное. — продолжал насмехаться Литта. — Новый Талейран. Турки будут околдованы.

— Что же делать?

— Служить. Дело заварилось неудобное, и сдаётся мне, что государь не зря решил добавить тебя в посольство. Как только узнаю имя посланника, тогда понятно станет, что именно замыслил император. Пока что… ответ напиши как умеешь. Побольше слов и благодарностей, ничего сверх того. Я же вернусь к своим птицам. Вопрос денег решу. Все, прощай.

Степан ушёл, а Литта ещё долго сидел за столом раздумывая.

Ночью Степану снилась Турция. Страшного вида янычар с ятаганом требовал от него жениться на нескольких десятках закутанных в тёмные ткани женщин. Потом он расхохотался показав рот полный золотых зубов, а женщины сняли накидки, оказавшись не женщинами вовсе, а тами же страшными янычарами. «Деньги давай, деньги» — тянули они к нему руки.

— Денег не дам! — упёрся Степан, отталкиваясь от них.

— Дай! — завизжал турок, хватая его за горло.

— Нет! — упорствовал Стёпа.

— Какой ты жадный! — оскалился напиравший прямо на него янычар. Степан изо всех сил упёрся в его грудь, вдруг чувствуя, что на ощупь она женская и довольно большая. От ужаса он закричал громче всех янычар разом и проснулся.