изумрудное пятнышко. Реконструктор улыбнулся именно потому, что заметил в хвосте соловья одинокое зеленое перышко. Ника обычно сосредотачивалась на ощущениях плеч, ступней и ладоней, тогда как все выдавали только перцепции кончиков пальцев. В ее фразах никогда не было жарко, только легкая живительная прохлада. Еще у нее всегда пахло ягодами, а где-то на фоне едва различимо перезванивались бубенцы. Каждый раз, оказываясь рядом с Никой, Рю неосознанно начинал прислушиваться. Иногда она прятала звон поглубже - бубенцы могли обнаружиться в воспоминаниях только что нарисованной коровы или в книге с фотографиями музыкальных шкатулок - стоило вынуть их из картинки, как шкатулки начинали играть. Сейчас Рю обнаружил звон в звуках ее голоса - каждая фраза была завернута в прозрачную, едва различимую обертку озорных бубенцов.

Ее мета-речь засасывала в себя, скрывая от внешнего мира. Вилась тропинка прагматики, тут и там взвивались вверх спиральные лесенки ассоциаций. Разноцветными капиллярами серпантина стягивали небо и землю внутренние аллюзии, шумел в деревьях-интенциях переменчивый ветерок настроения. Редкие вербальные островки связывались навесными мостами метафор, и везде - внизу и вверху - колыхался океан увиденных Никой снов.

Пытаясь понять эту девушку, Рю разгонял сознание до предела, разделял на отдельные потоки и смотрел ее сны, перебирал как четки ее эмоции, мысли, воспоминания, пока не осознал, что все равно никогда не сможет увидеть ее всю. Это оказалось чертовски огромным - человек. Бесконечным.

Она не любила уходить в офф-лайн. Необходимость изъясняться одними словами она принимала с неодобрением, словно видела в этом некий позорный для человечества анахронизм, вроде поедания сырого мяса или добыванйяогня трением.

- Эй…

Ника, не вставая с пола, бросила ему свой кубик. На всех гранях было написано одно и то же: «Я в Вашем распоряжении, граф».

От стоянки как раз отлетал рейсовый и Флибэти попросил пассажиров подождать. Тяжело дыша после короткой пробежки, они забрались в теплое нутро машины и расселись среди разномастной публики, возжелавшей посетить мертвый город. Знай люди заранее, как много найдется желающих побродить среди развалин, они бы законсервировали не один городок, а целый континент.

Попутчики попались крайне интересные и веселые. Большинство из них только сегодня спустились «на дно» с орбиты, что сильно сблизило их с Флибом. Целое «же» после четверти, к которой они привыкли на станциях, казалось им всем жутко неудобным. Флибэтиджиббет, забыв про все, завел свою извечную пластинку: ну ее, эту Землю, прилетайте к нам на Марс.

Обещал экскурсии, показывал виды с орбиты, раздавал семи-чувствия и лил елей на орбитальную станцию «Хоррор», которую гордо именовал искусственным спутником.

- А почему, собственно, она называется «Хоррор»?

Вопроса этого Флибэти ждал с нетерпением, словно подкарауливал за углом с ножиком. Напустив на себя важный вид, он принялся объяснять, что, мол, Фобос, мол, Деймос и третий, дескать, поэтому - «Хоррор». Всех, кто вздумал бы оспаривать логику названия, Флиб готов был встретить аргументами, броситься на амбразуру и отстаивать честь. Но спорить никто не решился, и Флибэти, выдержав паузу, предложил всем вместе залезть в сделанную Им самолично инсталляцию под названием «Орбита Марса».

В следующую минуту уютная обстановка транспорта растаяла, и пассажиры попадали на мягкий прозрачный пол станции. Раздалось несколько восхищенных возгласов и пара разочарованных вздохов - их Флибэти, к счастью, не заметил. Малое смотровое кольцо, обладая меньшим радиусом, вращалось быстрее чем основные, чтобы создавать то же самое притяжение в четверть «д». Под пассажирами, расположившимися на полу, проносились то бледно-красная лепешка Марса, то звездное небо с непривычно яркими звездами. Окутанный облаками шарик Земли был едва различим. Отчего-то он казался совсем далеким и чужим.

Рю казалось, что он лежит на теплой простыне космоса, немного колючей от упавших на нее звездных крошек. Он высмотрел расположившуюся неподалеку Нику. Судя потому, как бегали ее зрачки, она пыталась уследить за одной-единственной звездой, раз за разом ускользающей от ее взгляда. Рю приподнялся на локте и запустил в девушку мыслеобразом, словно скатанной в шарик запиской.

Капли, висящие на мокрой черной ветке.

Ника подняла голову, потерла нос и протянула образ во времени:

Капли срываются вниз и, лопаясь, взрываются накопленным солнечным светом.

Рю улыбнулся ей, вспоминая, как около года назад она повадилась болтать с ним по сети, пока он работал, а потом стала погружаться вместе с ним, вызвалась волонтером. Как они отмечали окончание работы над сценой Венского конгресса 1814 года - забрались в свежеиспеченную инсталляцию на сутки с полным Погружением. Рю - в роли графа Шарля Мориса Талейрана, Ника - в роли его прелестной жены, Доротеи герцогини де Дино.

Они пили шампанское в предоставленных им апартаментах во дворце князя Кауница, гуляли в саду. Потом перелетели в особняк де Галифе, где Шарль Морис некогда принимал Бонопарта и Жозефину, а наутро плюнули на дворцы и отправились на прогулку по альпийским лугам, увлеченно греша против исторической достоверности, словно по очереди откусывая от запретного плода. Несмотря на то, что старый изворотливый дипломат был одноногим стариком, а Доротея - совсем юной девушкой, они до безумия любили друг друга.

Сейчас, лежа На теплом полу станций, оба вспоминали те проведенные вместе сутки. Они говорили взглядами, а сеть любезно притворялась магией, позволяющей им слушать друг друга.

- Помню, как ты после той ночи прилетел ко мне, как ты выбрался из «блохи» и шел по оранжерее… Я только тогда заметила, что ты по привычке прихрамываешь, как Шарль.

- Да, а еще я то и дело хватался за шпагу…

- И бормотал, что женщины и политика это одно и то же.

- А ты… ты постоянно пыталась подхватить полы платья и сделать книксен.

Пассажиры по очереди выходили из сцены. Рейсовый приземлился, и большинство их попутчиков уже успели разбежаться по историческому парку. Флибэти в гордом одиночестве поджидал их у люка.

- Ну что, идем?

- Идем.

Рю подал девушке руку, и они спустились по ступенькам на растрескавшийся асфальт мертвого города.

* * *

Здание отеля было ужасно старым. Дверь заело, и Рю пришлось попотеть, прежде чем она открылась хотя бы наполовину. Флибэти поспешил помочь, подналег могучим плечом, и дверь с диким скрежетом распахнулась, ударившись о стену. Забранное сеткой стекло в окошечке двери, и без того растрескавшееся, разлетелось мелкими осколками по полу.

Ника