все. — Обычно в девять ложимся. Ну совсем же детское время!

Я тоже принялся возмущаться, потому что были у меня на вечер совсем другие планы, гораздо интереснее сна.

Но Молодов был неумолим.

— Отбой в семь. И точка.

— Но ведь сегодня кино…

— Кино отменяется, — отрезал Молодов.

Эта новость вызвала еще больше возмущения.

— Ничего не могу поделать — указ высшего руководства, — пожав плечами, произнес Молодов, и мы поняли, кто был инициатором этой отмены. — К тому же завтра вам понадобятся силы. Мы отправляемся в командировку.

— В какую командировку? Куда?

Молодов окинул всех загадочным взглядом, от которого нам стало не по себе. А потом негромко ответил:

— Мы отправляемся на Эльбрус.

Глава 2 Командировка

Зачем идете в горы вы? Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово!

Слова известной песни крутились в голове и все никак не хотели уходить. Действительно, зачем на Эльбрус идти, если он и с самолета прекрасно виден? Впрочем, я был не против туда и сходить. Но не так скоро! Не так варварски, что ли, вмешиваясь в мои планы. На этот вечер у меня были абсолютно другие дела. Я хотел встретиться с Лесей.

Но Молодов был другого мнения.

— Именно, в командировку на Эльбрус. Поэтому все мероприятия отменяются, кроме единственного — собрать вещи и как следует выспаться. Завтра предстоит сложный и долгий путь.

— А женский отряд летит? — не смог сдержаться я.

Молодов глянул на меня, едва заметно улыбнулся. Ответил:

— Не знаю. Там у них свой тренер, и какие ему поступили распоряжения, я не ведаю.

И потом, вдруг став предельно серьёзным, добавил:

— По периметру лагеря сегодня усиление. Не вздумайте в самоволку уйти. Как в прошлый раз не получится. Сейчас стрелять будут.

— Стрелять⁈ — воскликнули мы разом.

— А вы от Айдыновича чего-то другого ожидали? Ну ладно, стрелять может в вас и не будут, по залп в воздух в случае чего точно организуют. Так что без глупостей у меня тут. Сидеть в казарме и не высовываться. Предстоит первый выезд, очень серьёзное мероприятие. Там, на Эльбрусе, уже и важные люди собрались — перед ними тоже нужно отчитаться о проделанном этапе работы. Так что не подведите. Без озорства, без дурачества. Предельно сосредоточено.

— А почему именно на Эльбрус? — спросил кто-то из парней, за что тут же получил множественные упреки за глупый вопрос. — Нам же на Пик Победы нужно?

— До Пика Победы еще очень и очень далеко. Сейчас — тренировки. А Эльбрус — это отличный полигон. В этом месяце там много снега, что нам нужно. Спасательные работы, вытаскивание условного пострадавшего из трещин, ночное восхождение, подъем, спуск по снегу и фирну и прочее — очень хорошо там это все отрабатывать. Этот опыт вам сильно пригодится при подъеме на Пик Победы.

— При марше, — заметил кто-то совсем тихо.

— На самый верх пойдем, — проигнорировав замечание, продолжил Молодов. — По точкам походим, по южному склону. Заодно посмотрю, как вы в группах работаете.

У меня было двоякое чувство. С одной стороны, конечно же хотелось попасть на Эльбрус, я его никогда раньше не видел. С другой — встретиться с Лесей тоже было большое желание. Однако судьба или рок вновь вмешивались в мои планы.

Сбор рюкзака был не долгим, взяли только самое необходимое. Молодов сказал, что одежду и прочее выдадут в новом лагере.

А потом отбой. И никакого сна, хотя я и старался уснуть. В голове словно в густом киселе плавали мысли: о новой жизни, о горах, о девушке. И совсем немного — о прошлом. Вновь вернулось это странное ощущение нереальности, словно все происходит не со мной. Мысли сплетались, путались, трансформировались во что-то совсем уж необычное, и я не заметил, как уснул.

Пробуждение было ранним.

Громоподобный голос возвестил:

— Подъем!

И по комнатам тут же стало топать множество ног, сдирая с нас одеяла.

Помимо самого Молодова к нам в казарму зашло несколько солдат и под их молчаливые хмурые взгляды мы собрались гораздо быстрей.

— Погрузка на машины — и в аэропорт, — скомандовал один из солдат.

Из лагеря нас вывезли на двух крытых машинах, практически автозаках, от чего настроение и без того упадническое, стало скорбным. Однако, когда мы приехали в аэропорт и увидели самолет, на котором нас должны были доставить до нужной точки — огромный, красивый Ан-10, то настроение поднялось.

Ребята оживились, стали обсуждать предстоящий полет. А когда дали команду рассаживаться, то вовсе раззадорились и Молодову пришлось даже нас успокаивать.

Наконец, все заняли свои места. Утробно загудели моторы самолета, и мы вскоре уже были в небе.

Всю дорогу летели под рассказы Молодова, которого пробило на словесный поток. Вся его молодость прошла у подножия Эльбруса, и он с теплым трепетным чувством сейчас об этом вспоминал.

— Да я на Эльбрусе… с молодых лет… Посчитать, пальцев не хватит на руках… Каждый участок знаю, каждый отрезок, каждый маршрут…

Молодов мечтательно закрыл глаза, вспоминая былые деньки.

— А сколько восхождений? И с большими группами, и с малыми. Но раньше, конечно, не так все было, как сейчас. Это сейчас там все обустроено, все удобства. А раньше… Да вот даже телеграф взять.

Молодов растянулся в довольной улыбке.

— Стояло такое угрюмое серое здание, покосившееся сильно. И не работал никогда. Там персонал с трудом понимал, что нужно делать. Технически не грамотный. И телеграммы отправлялись только экстренные. Других не принимали. А отправлять нужно на базу три весточки за время похода — в начале, в середине, и в конце. Это закон. Информировать базу обязательно, родных, чтобы не волновались. Бывало, сунешься к старой той телеграфистке, тете Армине, чтобы отправить весточку, а та злая как собака, с порога, только услышит про поход и горы — тут же гонит.

И придумывали мы разное, что-то вроде шифра, заранее договорившись с базой. Сначала «бабушка тяжело заболела, дали пять таблеток». Это означало, что пятого выходим на маршрут. Потом «бабушка продолжает болеть, руки сильно побелели». Это значит, что поход продолжается согласно плану, но выпал снег. Ну а потом уже и гробим бабушку: «померла, тридцатого хоронить». Это значит, что поход успешно завершен, возвращаемся тридцатого числа обратно. Так мы этих бабушек за все время столько схоронили! На нас уже эта тетя Армина без жалости не смотрела. Потом и вовсе опасаться начала — чего это у нас все болеют и мрут, уж не заразные ли мы?

Молодов рассмеялся. Было видно, что