_1_.

***наши дни***

_Степан_

Одним рывком распахиваю двери своего дома, вылетаю на улицу. Дождь без устали лупит землю, в лужах играют пузыри. Они надуваются белым куполом и бесследно лопаются, превращаясь в грязную пену. Точно так же, как моя вера в лучшее, в искреннее и светлое. А косая ливневая стена смывает следы счастья безвозвратно.

— Макси-и-и-ик, — верещит Вероника с таким надрывом, что у меня сердце взрывается и в хрустальную крошку размалывается.

Она выбежала за мной в одном лёгком кипельно-белом платье, которое стало мокрым моментально и прилипло к худому телу. Губы её дрожат, и кожа почти такого же цвета, как это чёртово платье: белоснежная, с серыми впадинами. Падает коленями в грязь, поскользнувшись, ногтями впивается в сырую землю и кричит что есть силы.

Моя охрана сразу бежит поднимать Волкову на ноги, но молодая женщина заливается слезами и скулит, как дикое животное, раненое ядовитой стрелой.

— Вероника, иди в дом! — бросаю резко и отворачиваюсь.

Смотреть на неё слишком больно.

Я должен помочь Веронике, успокоить, пообещать, что всё хорошо будет.

А будет ли?

Моя голова сейчас лопнет, и мозги придётся собирать на мокром асфальте.

Водитель подгоняет большой внедорожник, тормозит в сантиметре от меня, и я запрыгиваю в машину.

— Нет, нет! Я поеду с тобой! Я поеду! — голос Вероники эхом разрывает пространство.

Но я с силой захлопываю дверь, стараясь вдохнуть воздух полной грудью. Страх сковывает, туманит рассудок, лапает омерзительными щупальцами. Бегущей строкой "а что если..?",а дальше картинки с кровавым месивом, от которых под кожей проносятся мурашки.

Водитель срывает тачку с места, и только за коваными воротами я могу сфокусировать взгляд в экран телефона.

— Как так получилось, Андрей? Почему не досмотрели? — рявкую в телефонную трубку начальнику охраны.

— Извините, господин…

— Срочно поднимай всех знакомых. Кто-то решил объявить мне войну, похитив моего наследника!

_2_.

***Год назад***

— Степан-

Сквозь сон снова слышу надрывный плач ребёнка. Тяжело выдыхаю, приподнимаясь на постели. Комната озарена луной, и в бликах света вижу Веронику. Бледную, уставшую, с растрёпанными волосами. В своей белой ночной сорочке она напоминает приведение.

— Ну, Максик, что же с тобой? — обречённый шёпот в пустоте звенит эхом. — Я не знаю, как тебе помочь.

Протираю глаза тыльной стороной ладони, грохаюсь обратно на подушку и со стоном рычу.

Максим продолжает громко плакать на руках у Вероники. И так уже неделю! Неделю назад моя жизнь перевернулась с ног на голову, выбилась из привычной колеи и смешала в себе самые разнообразные эмоции. Этот калейдоскоп завертелся настолько быстро и безжалостно, что голова уже идёт кругом и тошнит.

Пару раз под горячую руку попала секретарша. Довёл Оксану до слёз, и та быстро написала заявление на увольнение. Искать где-то нового сотрудника, такого же грамотного и не приносящего хлопот, мне не хотелось. Пришлось повысить Оксане зарплату.

Позавчера я уснул в своём кабинете и чуть не проспал совещание, а три дня назад задремал за рулём. Больше сам не сажусь. Водитель возит.

Я думал, что пережить беременность тяжело. Капризная будущая мама обнимала свой живот, нежно и ласково заглядывала в мои глаза и с придыханием выдавала: "Мне кажется, ребёнок хочет манго". В час ночи. Когда завтра важный проект и вставать в шесть утра. Или её любимое: "Я такая толстая!", от которого у меня холодная волна прокатывалась по спине и волосы дыбом вставали.

Вероника кошмарила не только меня. Доставалось и домработнице Насте, которая "добровольно" соглашалась поехать в детский магазин выбирать для будущего малыша одежду, и домоправительнице Лизе, которая заказывала детскую мебель и разную технику для облегчения жизни молодой мамочки. Каждый раз не того цвета, недостаточно удобную или просто не во вкусе Вероники. Про Константина вообще молчу! Несчастный повар так настрадался, изобретая для беременной шедевры кулинарии, что как только Волкова родила, взял отпуск за свой счёт на три недели. И без того нервный Виктор пил травяные пилюли для успокоения, а к девятому месяцу беременности перешёл на антидепрессанты.

Беременность прочувствовали все.

Но то, что происходит после родов — вот сущий ад!

Моя нежная и трепетная Вероника, которая любила весь мир и без остановки пела для ребёнка разные смешные песенки, наглаживая свой огромный живот, превратилась в нечто из фильмов ужасов. Крюгер в сравнении с ней и то помилее выглядит. Весь дом она держит в страхе, не давая никому приблизиться к Максимке. Даже с Людой своей разругалась, когда та притащила для мелкого "неправильные" погремушки.

Максим успокаивается, и как только Вероника предпринимает попытку уложить его в кроватку, он снова заходится плачем.

Всё по кругу.

— Ты устала, милая? — смотрю на неё, а у самого слёзы наворачиваются.

Кажется, жена моя всю эту неделю вовсе не спит.

— Нет, — врёт.

— Давай я покачаю, а ты поспи.

— Я сама! — огрызается.

— Вероника, так нельзя. Максиму нужна здоровая мама, полная сил и энергии. А ты просто себя убиваешь. Давай я помогу, уложу его.

— Нет! Я всё сделаю сама! — нервничает. — А-а-а! А-а-а-а!

Её укачивания больше похожи на мольбу о помощи. Отворачиваюсь на бок и закрываю голову подушкой.

— У тебя колики, сынок? М? Или ты опять голодный? — снова этот замученный голос, который мне сердце разрывает.

Вскакиваю с постели и подхожу к жене. Попытку забрать ребёнка она пресекает ядовитым взглядом.

— Давай дадим ему смесь! Мы же купили дорогую, хорошую, почти от твоего молока не отличается.

— Ты хочешь, чтобы твой ребёнок химией питался? — рычит, как дикое животное.

— Вероника, послушай. У меня нет сил терпеть твои загоны. И Максимке от этого плохо, — глажу Нику по волосам, но она отбрыкивается.

— Тебе всё равно на ребёнка! — хриплый голос дрожит, а из глаз прыскают слёзы.

— Давай наймём няню, ты поспишь хоть одну ночь, — наступаю на Веронику, а та пятится назад, прижимая к груди орущего малыша.