Проект "Мессия"

Часть первая. Чтобы родиться, нужно умереть.

Цикл Эбо — 8 часов

Цикл Сота — 6 часов

Цикл Веда — 6 часов

Дан-Сол — солнечный, 12 часов.

Дан-Лу — лунный, 20 часов.

Суу-дан — суточный цикл, 32 часа.

Даннэ — неделя, 7 суу-дан (творение)

Даннэм — середина, 15 суу-дан (равновесие)

Даннур — месяц, 30 суу-дан (бесконечность)

Весна — синий — ринну; 4 месяца весны; фоэ даннур ринну

Лето — желтый — ведду; 4 месяца лета; фоэ даннур ведду

Озимь — белый — эннувин; 4 месяца озими; фоэ даннур эннувинн 

Пролог

 Она знает, Терранс лен Валлин очень любит этот дом.

Дом, пустивший корни из поваленного белого дерева.

Его чуть раздутые, шершавые бока, округлые, витражные окна, смотрящие на черно-бурую воду, ступенчатую крышу с плоской шляпкой взлётной площадки. Серый, не симметричный, местами он кажется слепленным из глины. Рядом, захваченный белыми щупальцами семянника, растет ствол маяка, подпирая серые стены бугристой спиной. Усыпанная гравием дорожка бежит от крыльца и прячется под раскидистыми ветвями альбы.

Терранс любит этот дом. Здесь он впервые взял дочь на руки и испугался её невесомости. Впервые он держал в руках что-то столько хрупкое, что страшно было дышать. Девочка кричала, красное личико сморщилось. Он еще не знал тогда, что причиняет ей боль одним своим присутствием, своим страхом, голосом.

Прошло долгих три суу, бесконечных, как сущность Творца. Умерла мать Каттери, в бреду, в горячке, сгорело её тело в каменном мешке, встало беспощадное солнце, нахлынул и отступил прилив. Соль и ржавь водорослей осели на щербатых ступенях лестницы, выбитых в скале, и только тогда одна из повитух осмелилась сказать Террансу, что девочка, названная Каттери нума Ниери, айя высокого Дома лен Валлин, родилась жить во тьме. Алькаан успел неторопливо обернуться лицом к Творцу, прежде чем Терранс узнал, что весь мир вокруг, того не желая, причиняет его дочери боль.

Весь первый год своей жизни Каттери кричала и плакала, не переставая ни днём, ни ночью. Слишком яркий свет, слишком громкий звук, слишком искренняя, неистовая молитва. И потому в доме чаще всего царили сумрак, суета и бессонница.

Каттери исполнилось шесть лет, когда она слепила свою первую фигурку из глины. Терранс долго крутил её в руках, но так и не понял, что или кто это.

Она тогда сказала: «Слон»

Он не понял и переспросил: «кто?»

Потом были другие фигурки и другие слова.

«Сааг — это не птица, папа, это рептилия. Хочешь, я нарисую тебе Землю? Нет, не грязь под ногами, папа, а другую планету!»

Терранс слушал дочь и все внутри него каменело, покрывалось инеем, как если бы он заблудился между двумя точками портала. Он не мог говорить об этом. Надежда и страх, мучили его как ломота в костях при приближении грозы.

По вечерам в спальне Каттери всегда горел свет. Огонёк прятался под цветным стеклом лампы. Отсвет пламени отбрасывал причудливые тени на деревянные панели потолка. Большая, высокая кровать, пряталась под балдахином. Везде стояли книги. На столе, на подоконнике, на полу. Теплые, каисовые корешки.

Книги и глина.

Сколько ей было когда она стала вспоминать и лепить лица? Незнакомцы смотрели так пристально, что Терранс отворачивался, боясь встретиться с ними взглядом. Казалось, они вот-вот улыбнутся и заговорят. Каждому было дано имя, и за каждым именем, как бескрайняя пустыня, лежала история. История, отпечатанная в корнях его дочери.

Изначальных корнях.

Шумят альбы, молчит гравий.

Она поднимается по ступеням на крыльцо, толкает дверь и перешагивает порог.

Как упрёк звучат несмазанные петли, отсыревшие половицы, шорох мышей под полом. Окна открыты нараспашку. Сыро.

Дом холоден и оглушительно пуст. Ветер гоняет, сморщенные бурые листья и собирает пыль в углы.

Она подходит к окну и закрывает створки.

На подоконнике черные, маслянистые потеки, дерево треснуло и из разлома пробивается тоненький росточек — веточка альбы. Когда-нибудь её корни пробьют себе путь к воде. Пройдут насквозь камень. Глину размоет вода. Дом просядет под тяжестью пустоты. Время, которого нет, вернёт его в землю, которой все равно.

В высокий прилив, поваленное дерево унесёт водой. Берег осядет, обрушивая вниз скалу и ступени лестницы.

В сезон гнездовья прилетят киатту и растащат на свои гнезда то, что останется: куски черепицы, витражи, половицы…

Но прежде, она знает, этот дом будет гореть четыре суу, но так и не сгорит полностью. Иней укроет берег и лес, земля остынет, огонь станет серым, как пыль, как глаза харона, а на утро пятого дана придёт ураган с океана и унесёт с собой тех, кто это видел.

Каттери лен Валлин

Все из-за того, что она поспорила с Келлианой, что найдет яйцо птицы кулус.

Это случилось в первый дан весны, люди со всех окрестных поселений стекались в деревню у Трех Столбов на ярмарку, сжигать бумажное дерево и приносить дары матери Маат, прося милости и урожая. И хотя это событие вызывало у Каттери лишь головную боль и пренебрежение, она стойко переносила все: боль, свет, жару, шум, запах и даже то, что Келли упрямо держала её за руку, боясь потерять в толпе.

Тела людей вокруг мерцали, свет расходился дрожащими кругами. Каттери не могла зажмуриться и прекратить пытку, она была вынуждена всматриваться в яркие силуэты и слушать эхо из своего колодца. Колодца памяти. Словно грибница, колодец разрастался вширь и прорастал вглубь. Каттери окружали призраки как прошлого, так и будущего. Окружали лица, чужие и знакомые.

Слепая с рождения, Каттери видела мир иначе. Знала каким он был прежде и как жили люди до того, как прилетели на Алькаан. Помнила, что дан Ярмарки изначально назывался днём весеннего равноденствия. Но память корней, была не предсказуема. Каттери могла выглянуть в окно в белый дан озими и затосковать, вспомнив, как менялись времена года когда-то давно, на земле, за вечность до ее рождения. Это было страшно. Она просыпалась мокрая от пота, горящая в лихорадке от видений чужого мира.

Память причиняла ей боль.

Чаще всего видения приходили к ней в летние месяцы. Солнце светило ярче, было ближе и жарче, от жары на красных камнях проступал пот, а по утрам над водой поднимался плотный туман, в котором растворялись луны.

В такие дни, дни близкого солнца, когда Творец пристально вглядывался в неё сквозь молоко воздушного океана, Каттери сходила с ума от ожидания и ненавидела свой дар. Казалось, она вот-вот вспомнит что-то важное о движении небесных тел, о звёздах, которых не видно, что-то такое, о чем не пишут в книгах синоптики и обходят