облегчения, а мучили меня все больше и больше, лишая сил, забирая остатки самообладания, развеивая в прах надежду, которую я по крупицам собирала в часы бодрствования. Утро отзывалось болью в каждой клеточке тела, и на глаза наворачивались слезы. Но эти слезы обжигали не болью, а ненавистью. Я так горячо ненавидела Аврелиана, что хотела только одного — мести.

«Он не имел права лишать меня выбора. Он отнял у меня Злату, Стаса, родителей и всю мою жизнь, когда мог подарить забвение…»

Я знала, что Аврелиан ошибся, но верила, что он все исправит. Он же бог, а боги всемогущи. Надо просто подождать, надавить, дать понять, что я не смирюсь с подобной жизнью, что Храм — это не место для такой, как я. Все это понимали, понимал и Аврелиан, но упрямо уговаривал меня успокоиться.

— Разве я могу? — спрашивала я себя, глядя в зеркало на тень той красивой девушки, от которой осталась одна оболочка.

Мелиору — наставнику хранителей — надоело со мной возиться уже через несколько дней. Он объяснял, что его драгоценный и ненаглядный ректор, которого Мелиор почитал, как единственного бога на Олимпе, хотел, как лучше.

«Как же, хотел он… Сделал так, как ему самому удобно».

Мелиор перестал наведываться ко мне каждое утро и вести долгие беседы о Поднебесье и Храме, об учебе и светлом будущем каждого хранителя. Я плевать хотела на его попытки вытащить меня из черной депрессии, и молчала каждый раз, как он осмеливался нарушить мой покой. Сегодня Мелиор тоже не пришел, а я закрыла глаза и попыталась уснуть, потому что ночью не сомкнула глаз, опасаясь повторения кошмаров. Сознание затянуло туманом, а картинка, открывшаяся перед моим внутренним оком, ослепила обманчивым счастьем.

— Стас! Посмотри на эти крошечные цветы, разве они не чудесны? — спрашивала я любимого, протягивая ему букет нежных фиалок.

— У тебя все здесь чудесно, начиная от коврика, который постелили у входа в наше бунгало, и заканчивая туалетным мылом в виде сердечка. — С понимающей улыбкой ответил мне Стас.

Он принимал мои восторги, как должное, радовался тому, как я реагирую на каждую романтическую мелочь, а я благодарила его за снисходительные смешки и теплые взгляды. Мой любимый знал, как долго я ждала этого дня и как трепетно готовилась к нашей свадьбе, продумывая каждую мелочь.

— Но цветочки действительно чудесные, — хмыкнул Стас, желая поддержать мой энтузиазм, — скажем отдельное спасибо организаторам за сочетание скатертей и живых композиций. Твоя мама не найдет, к чему придраться.

— Поверь, моя мама всегда найдет, к чему придраться, — закатила я глаза, но тут же расплылась в счастливой улыбке. Разве что в ладоши не захлопала, как маленькая девочка, любуясь банкетным залом, украшенным к свадьбе.

— Пора ехать, — сказал Стас недовольным тоном.

На его лицо набежала тень. Он не хотел тратить утро на то, чтобы ехать в аэропорт и встречать родителей, ведь столько еще нужно сделать, но тут уж ничего не поделаешь. Родители на то и родители, что за ними непременно нужно приехать и встретить лично, потому что такси они наотрез отказываются брать. И логики тут нет абсолютно никакой, просто, это родители. У большинства их друзей подобное повторялось из раза в раз.

— Ты справишься здесь одна? Я быстро, обещаю, — произнес Стас, подарив мне нежный поцелуй и долгие объятия.

— Конечно, — фыркнула я, обводя глазами открытую террасу, которую мы сняли для проведения церемонии. — Мари мне поможет, а ты езжай и встреть родителей. Остальные гости прибудут тем же самолетом, поэтому твое появление в аэропорту будет не лишним.

— А твои как же? — посмотрел на меня Стас, а я скисла, прикусив губу. Мама прилетит вечером, я уже купила ей билет, а вот папа. Удастся ли уговорить его лететь в такую даль ради свадьбы дочери? Вряд ли, но я все же надеялась, что у мамы все получится, и они прилетят вдвоем.

— Они будут вечером, — неуверенно ответила я Стасу, пряча взгляд, но тут же почувствовала крепкие понимающие объятия. — Мама уговорит отца, чего бы ей это не стоило. — Добавила я более уверенным тоном.

— Тогда, встретимся в бунгало через час, а сегодня вечером я перенесу тебя через порог, как свою законную супругу, и ты станешь моей! — горячо прошептал Стас мне на ушко.

Я повисла у него на шее, стараясь скрыть набежавшие слезы. Только Стас одним словом выводил меня из равновесия и делал абсолютно счастливым человеком.

— Иди! — подтолкнула я любимого, и он ушел, нацепив на нос солнцезащитные очки и помахав рукой на прощание.

Я оставалась одна. Стояла на горячем желтом песке, который ранним утром еще приятно грел ступни, а не обжигал их каленым железом, и смотрела на океан. Бирюзовые волны с тихим и мерным плеском накатывали на берег, оставляя после себя белую пену и танец мелкой гальки, а чайки парили в вышине, расправив крылья и опустив клювы в поисках добычи. Моя мечта сыграть свадьбу на тропическом острове превратилась в реальность, и сейчас радостный крик рвался наружу, выпуская на белый свет стайку розовых бабочек. Я закричала, закружившись на месте и распахнув руки навстречу собственному счастью. Я кричала так, как никогда, запрокинув голову к безоблачному синему небу, и все кружилась и кружилась, пока не упала на горячий песок. А потом начинался кошмар.

Вязкая и гулкая тишина напирала отовсюду, как черная туча на синий небосвод, захватывала и утягивала в белоснежный водоворот, слепящий нестерпимым светом. Я распадалась на молекулы, на атомы. Я летела сквозь время и пространство, понимая, что только что потеряла нечто важное, жизненно необходимое, но не осознавая, что именно. Я кричала, но меня никто не слышал, я пыталась остановиться, но мчалась по световому тоннелю все быстрее, пока не взрывалась искрами.

— Арина! Арина! — хлесткий удар привел меня в чувство, и я резко села на постели, утирая рукавом сорочки пот, заливавший глаза. — Тебе снова приснился кошмар.

В горле от криков першило, видимо, я распугала своими истериками всех хранителей. Они уже не раз приводили сюда Мелиора, боясь входить без наставника в комнату «помешанной». Так меня называли девушки, поселившиеся рядом. Они уже жалели, что не выбрали другой этаж.

— Все хорошо, — прохладным тоном сказал Мелиор, поправляя подушку, чтобы я могла сесть. Он тоже устал от моих истерик, но не умел помочь или не хотел.

От слез пекло глаза, и я прижала ладони к лицу, чтобы немного прийти в себя. Стены новой спальни отрезвляли, каждый раз с особой изощренностью давая понять, что я в чужом для меня мире, в том самом мире, где никогда не желала оказаться. Я здесь, а Стас там, на