Дарья Канд Вeтeр из пeпла, дoждь из стeкла

* * *

* * *

История может начаться в любой момент, но по-настоящему она начинается, только когда кто-то умирает или рождается. Эту историю я создал сам. Она началась со смерти — смерти той, кого я любил даже больше бессмертия.

* * *

Я наблюдал, как языки синего пламени возносятся к небу, обращаясь в дым над почерневшим домом из белого кирпича. Огонь полыхал в окнах и вырывался на ступени парадной, кто-то кричал, кто-то пытался помочь, кто-то, как я, просто смотрел, ждал.

Она была там, в доме, я знал это. Чувствовал. Никогда ещё ей не удавалось сбежать от меня, и никогда ещё она сбежать не хотела.

Вместе с ней мы объездили весь мир, но нам всегда было мало, мир был слишком тесен. Одного мира недостаточно для двоих. Париж стал её любимым местом, потому что, как говорят, в этом городе рождается любовь. Помню, как она впервые сказала мне это с едва уловимой, загадочной улыбкой на губах. Она никогда не улыбалась по-настоящему, наоборот, любому плохо знающему её человеку казалась печальной, молчаливой, уставшей. Скучала даже в самой весёлой компании.

Я тоже скучал, но улыбался всегда.

Вместе с ней мы искали свободу, но везде находили лишь рабство. Все города уникальны, но люди все одинаковы: не хотят умирать — боятся жить; не хотят лгать — боятся говорить правду; не хотят предавать — боятся любить.

Она не боялась. Ничего. Ей нравилось думать, глядя вдаль, на багровый закат, а потом задавать вопросы, которые задавать не положено. Однажды она спросила меня, чем я готов пожертвовать, чтобы поговорить с мёртвыми — узнать, какая глава следует за эпилогом. Существует ли она? Две? Сколько их? А если мне не понравится то, что услышу, что сделаю тогда? Убегу от смерти? Буду сражаться? Торговаться?

Я сказал, что придумаю способ смерть обмануть. In aeternum vivere. Жить вечно.

Мы никогда не надоедали друг другу, но однажды весь остальной мир надоел нам. Той ночью я наблюдал за языками синего пламени, будучи уверенным, что её смерть была частью нашего плана.

— Найти её, — тихо сказал я. — Немедленно.

— Имеешь в виду, её тело?

— Какая мне польза от её тела?

— Она могла не выжить.

— А когда смысл был в том, чтобы выжить? — не скрывая издёвки в голосе, я посмотрел на брата. Он совершенно серьёзно смотрел на меня в ответ. — Смысл в том, чтобы вернуться назад.

— Она могла сделать ошибку в заклинании.

— Значит, она её исправит!

Молчание.

— Не она заключала сделку с ангелами мрака, Легион, — помедлив, ответил он. — Не она им нужна.

— Забавно.

— Что именно?

— Что из всех моих имён, сейчас ты предпочёл назвать меня этим.

— Я всегда считал, что оно больше всего подходит такому, как ты.

— Такому?

— Проклятому.

Из моей груди вырвался смех. Брат всегда боялся нарушать правила, более того — он любил им следовать. Если делаешь всё по правилам, не ошибёшься; если делаешь всё, как делали до тебя, придёшь ровно к тому, к чему шёл. Просто, логично, безопасно.

«К чёрту правила, если они ограничивают и без того тесный мир».

— Если она умерла, — ответил я ему, — значит, одному из нас придётся пойти за ней. Ты прав, она не нужна им, но и я без неё им не нужен.

— А если она… в раю?

— Тогда за ней пойдёшь ты. Не место там проклятому.

На наших глазах из огня вынесли тело. Кто бы то ни был, его кожа превратилась в чёрную корку, и лишь смуглая рука, свисавшая с носилок, уцелела. Я нетерпеливо махнул людям, остановившимся передо мной. Уносите. Не она.

— Что насчёт всех невинных людей, что погибнут сегодня? — продолжал брат.

— Невинность — это иллюзия.

Пауза.

— Всегда хотел спросить, каково это?

Я не ответил, хотя и понял, о чём был вопрос.

— Каково это — в мире мёртвых? — уточнил он. — Мне интересно.

— Тебе не понравится, там нет правил.

— Что же там есть?

— Всё кроме них.

Она любила вопросы, которые задавать не положено, а я любил ответы, которые находить опасно. Вместе однажды мы обманули смерть, но оказалось, существует кое-что хуже последнего вздоха. Оказалось, для настоящей победы сначала приходится проиграть.

Я обещал её спасти. Поэтому сначала я её уничтожил.