улыбался, наблюдая, как смеются Алана и Кайра.
– Не знаю, что их так забавляет.
Лайам тихо хохотнул.
– Думаю, не стоит их спрашивать, если мы хотим оставить в неприкосновенности то, что осталось от нашей мужской гордости.
– Знаешь, я еще не могу привыкнуть к мысли, что скоро стану отцом. У меня уже есть двое детей, но меня не было рядом, когда их матери вынашивали мальчишек. Они просто появились у нас, вот и все. А это?.. Это кажется чудом, но и пугает тоже.
– То же самое можно сказать о том состоянии, в котором находишься, будучи женат на одной из близняшек, которые так крепко друг с другом связаны.
– Временами мне действительно становится не по себе. Подозреваю, что буду точно знать, когда у твоей жены начнутся роды.
– А я буду знать про твою. Но знаешь, случаются вещи и похуже. Я, к примеру, едва не стал монахом.
– А я едва не стал мужем чужой мне женщины.
– Думаю, тебе бы пришлось куда горше, чем мне.
– Это точно. Но кое-что меня до сих пор раздражает.
Лайам с тревогой взглянул на Грегора:
– Что именно?
– То, что Сигимор был прав от начала до конца.
– Это действительно может раздражать. Но все же… о чем ты?
– О том, что каждый из нас поймет, на какой женщине должен жениться, потому что будет чувствовать: она под него скроена, она впору.
– И она действительно создана под тебя, – сказал Лайам, и они с Грегором рассмеялись. – Теперь я вспоминаю, что тоже об этом думал. Значит, ты ее любишь, верно?
– Да, конечно. Но чтобы это понять, мне нужно было увидеть, как она летит с обрыва. – Грегор покачал головой. – Я не хотел никого любить. Думал, что любовь делает из мужчины дурака. А теперь я понял: дурак тот, кто не желает никого любить. Выходит, я вел себя как дурак.
– Но теперь ты очень счастливый дурак, верно?
– Да, очень счастливый.
Лайам взглянул на Кайру и пошел к ней.
– Зато дуракам везет, – бросил он через плечо.
И Грегор, взглянув на жену, вынужден был с ним согласиться.