Литвек - электронная библиотека >> Федор Галич >> Природа и животные и др. >> Простите, утки! >> страница 2
забравшегося в чужой огород, нагло и без оглядки «пользующегося» своим служебным положением и вверенными ему меховыми изделиями.

Но сколько верёвочке не виться, всегда найдётся тот, кто ухватит за конец. Так произошло и с Василием Фёдоровичем.

Однажды, во время второго отделения «Лебединого озера» он был застукан старшим администратором театра в объятиях крашеной норки, за что, тут же, с позором, был уволен по-тихому и по собственному желанию, а также нежеланию администрации раздувать из всего этого скандал и выносить «сор из избы».

Неожиданно опустившийся перед Василием Фёдоровичем грозный «занавес» увольнения возвестил об окончании его гардеробных «спектаклей», а вместе с тем, и ВСЕЙ его личной жизни, с грохотом покатившейся с гардеробной «сцены» вниз, к уже лежащей там карьере балеруна. Ведь после изысканных, сексуально накрашенных и нарядно причёсанных дам, ездить в трамвае в час-пик, и тереться о шубы заспанных, лохматых и ненакрашенных тружениц, ему было не так приятно, да и сам процесс ему больше напоминал изнасилование, чем светское соитие с бомондом. А познакомиться с настоящей живой девушкой, ему мешали два его комплекса: один был приобретён во время недавних бабкиных кастингов, убедивший его в том, что ВСЕ БАБЫ — ЖАБЫ; а другой — детский, в котором для девочек, он навсегда остался не ПРЕКРАСНЫМ ПРИНЦЕМ, а ТРЯПКОЙ, о которую можно вытирать свои розовые пуанты.

Эту детскую травму он получил в балетной школе.

В то далёкое, счастливое детство, юный Вася был до беспамятства влюблён в свою партнёршу по танцам. Эта хрупкая, большеглазая, порхающая по сцене в белоснежной «пачке», невероятно красивая куколка на длинных, тонких ножках была для него ангелом, сошедшим с небес. Чтобы как-то привлечь к себе её внимание, Вася, в чёрном, обтягивающем его хлипкое тело трико, словно заведённый её сказочной красотой волчок, без конца крутился вокруг своего идеала, пытаясь вскружить сначала её прекрасную головку, а в будущем, покорить своим талантом и её сердце. Но, юная балерина «в упор» не замечала Васины «па» и была холодна как эскимо, только на ДВУХ палочках-ножках. Тогда, Вася решил прямо признаться ей в своих чувствах и во время выпускного спектакля «Щелкунчик», при всех зрителях, упал прямо на сцене перед ней на колени и на весь зал прокричал о своей любви. Зрители сначала не поняли, почему молчаливый балет превратился в болтливую драму, а Щелкунчик превратился в Ромео, а когда смекнули в чём дело, затаив дыхание, в полнейшей тишине, сосредоточили всё своё внимание на «Джульетте», с нетерпением ожидая её ответа.


Немного покраснев от неожиданных признаний,

Не покидая сцены, еле сдерживая смех,

Промолвила девица без стеснений,

Что ей не люб упавший на колени человек.


И, что, скорей всего, она полюбит

Последнего подонка, хулигана и хамло,

Чем первого красавца из балетной школы,

Танцующего мальчика в трико!


Весь зал взорвался диким смехом,

А в сердце Васи взорвалась любовь

И, растекаясь по сосудам сердца, яд «Джульетты»,

Заполнил Васи, молодую кровь.


С тех пор, отравленное сердце Василия Фёдоровича навсегда закрылось для женщин, оставив открытыми все остальные его органы. И чтобы их как-то оградить и не получить ещё и по уцелевшим, он стал подыскивать себе работу в коллективе с наименьшим содержанием коллег женского пола.

«Рекомендации» с прежнего места работы исключили даже перспективу трудоустройства в меховые и (от греха подальше) в зоологические магазины, а также в Зоопарк и Цирк. И подвернувшаяся вакансия ночного сторожа показалась Василию Фёдоровичу идеальным вариантом.

Устроившись ночным охранником в продуктовый магазин, в котором, во время дежурства, из женского рода ему составляла компанию только колбаса, сметана, ряженка, капуста и свекла, Василий Фёдорович вздохнул с облегчением. Теперь он смотрел в будущее с оптимизмом, надеясь на новый, качественный виток его жизни в продуктовом «раю». Неужели отныне он будет всегда спокойным, сытым и довольным?! Он убеждал себя, что жить без страсти намного легче и лучше! Что путь к сердцу мужчины, всё-таки, лежит через желудок, и что обиженное в детстве сердце может вновь ожить и радостно забиться с новой силой при виде копчёной грудинки, а не женской груди! Но, перечитав в течение рабочей недели все упаковки представленного в магазине ассортимента, перепробовав все, незнакомые до сей поры его желудку разнообразные деликатесные продукты, оптимизм Василия Фёдоровича поутих, и он затосковал.

После такого людного места как театр, где его постоянно окружал гул толпы, гробовая тишина ночного магазина с окружающими его мёртвыми представителями флоры и фауны, расфасованными по полиэтиленовым пакетам и закатанными в консервные банки, начала заметно угнетать Василия Фёдоровича. Ему постоянно хотелось нарушить эту зловещую тишину и с кем-нибудь поговорить, но из живых существ в магазине были лишь шныряющие по полкам с крупой бакалейные мыши да живая рыба, видевшая в нём не собеседника, а скорее огромного, жирного червяка. А начать разговаривать с самим собой он даже не пытался, понимая, что это первый шаг к смене обычной рубашки на психиатрически-усмирительную.

Вот и пришлось Василию Фёдоровичу, чтобы действительно не сойти с ума в этом зверином «морге» среди молчаливых грустных «физиономий» замороженных куриц, охлаждённых свиней и рыб, занимать свои мысли светлыми воспоминаниями о прошлом да запивать свою тоску по былым «пушистым» временам дешёвым тёмным пивом.

Иногда, увлечённо играя в «ночную рыбалку» (вылавливая из аквариума живую рыбу и выпуская её обратно), ему удавалось поднимать себе рабочее настроение и находить стимул в этой работе. И этим стимулом были ДЕНЬГИ. Не переставая скучать по театральному гардеробу, он время от времени подумывал о приобретении женской шубки, и даже несколько раз начинал копить деньги на её покупку, откладывая с зарплаты большую часть суммы, но хроническое смущение и страх перед продавцами не пускали его в меховой магазин. К тому же, он очень боялся, что со временем привыкнет к одной и той же шубе, и однажды, белая и пушистая ласковая норка превратится в стервозную, облезлую, серую, грубую крысу. А позволить себе прежнее сексуальное разнообразие, на зарплату сторожа, он, конечно же, не мог. Окончательно смирившись с судьбой, он стал влачить жалкое, и обречённое на одиночество, существование.

Прожив в таком состоянии год, его тошнотворные рефлексы не приобрели мятного вкуса к жизни, и он, решив расширить свой круг общения, вступил в местный клуб «Весёлых Беззаботных Пьющих