— Как же ты пахнешь… Невозможно оторваться… — шептал как умалишенный. Его руки гуляли по моему телу, а я боялась дышать. Разделяющее нас тонкое одеяло было давно отброшено.
Но вдруг что-то изменилось. Я почувствовала запах гари. Встрепенулась, скидывая руки Эдмунда. Протянула руку и включила ночник. Обеспокоенно воззрилась на мужчину, в глазах которого, кроме безумного огня ничего не было. Я обхватила живот, подтянулась к изголовью кровати.
— Эдмунд что-то горит… — сипло прошептала я. Тот лишь усмехнулся. Одним рывком перетек в горизонтальное положение. А я заметила, что тот снял лишь только сюртук. Он оставался в белой рубашке, брюках и даже сапогах. Никогда не замечала за ним вредной привычки ложиться в кровать в обуви. Вспомнила, что лежал он поверх одеяла. Эдмунд стоял и многообещающе смотрел на меня. Я подтянула одеяло ближе к себе, но настороженно следила за супругом. Тот скалился, а потом с незаметной для меня прытью, перемахнул кровать, надавил на челюсти и влил какую-то гадость мне в рот. Я попыталась выплюнуть ее, страшась того, что он задумал. Но тот плотно держал челюсти. Он закрыл мне рот и нос, я пытались оттолкнуть его, но куда беременной женщине против оборотня. Горечь разлилась на языке. Тот отошел.
— Что? Что это было? Эдмунд! — закричала я в бессильной злобе.
— Скоро узнаешь. Прелесть моя.
В комнате уже отчетливо пахло гарью. И стали раздаваться крики прислуги. Пожар! Сомневаться не приходилось! Особняк горел!
— Пожар, — страшась, выдохнула я.
— Всего-то…
Эдмунд отвернулся от меня. Я терялась в догадках. Тот подошел к шкафу и начал там рыться.
Он бросил мне на кровать плотный плащ. Я не шевелилась.
— Я скоро приду, — бросил он и вышел из комнаты. Даже тень тревоги не легла на его лицо.
— Боже! Что происходит?
«Он сошел с ума! Возьми наше зелье! Ну же скорее и камни. Спрячь в плащ и обуйся!» — услышала панику в голосе бабушки.
— Но мы ведь не проверили его. Ты уверена, что я усну и проснусь спустя три дня?
«Нет выбора. И мне кажется, что уверена. Поспеши. Не нравится мне все это!»
Только я успела закутаться в плащ и положить в карман бутылек и два камня, как дверь распахнулась и вошел Эдмунд. Тот подхватил балетки, что стояли у кровати, быстро обувая меня, и подхватил на руки. Крики прислуги были отчаянными и страшными. Я обхватила Эдмунда за шею, пока тот открыв окно и не сигналу вместе со мной на землю. Только вот я вдруг с ужасом поняла, что за зелье влил мне Эдмунд.
Он спешил к закрытой карете, где уже сидела баронесса, в глухом закрытом платье и строгой прической. Ее лицо было скрыто вуалью. Рядом сидел взволнованный лекарь. Эдмунд опустил меня на скамейку. Сел рядом удерживая. Карета тронулась, а наш особняк продолжал полыхать. Я смотрела круглыми глазами на этих нелюдей.
— Надо потушить пожар! Вызвать… пожарных, водоносов, специальную службу… — я только сейчас поняла, что даже не знаю как в этом мире их правильно называют.
— Не стоит. Там никому уже не помогать…— холодно проговорил Эдмунд. Уткнулся мне в шею. Баронесса отвернулась. Доктор потупил взгляд. А меня скрутило вспышкой боли. У меня начались схватки.
Ублюдок решил ускорить появление наследника…
Снова вспышка боли и я заскулила. Карета остановилась. Эдмунд подхватил меня на руки. Я снова застонала. Небольшой домик, чёрт-те где находящийся принял нас. Родверг Красп склонился надо мной, как только Эдмунд уложил на кровать. Муж вышел из комнаты, оставляя меня и лекаря. Воды отошли, а дальше начался какой-то ад. В те недолгие минуты, когда схватки давали возможность продышаться я, пока лекарь отвернулся, каким-то чудом вытащила бутылек из плаща, что лежал подо мной, и подложила его под матрас. Туда пошли камни, хотя теперь они мне вряд ли пригодятся. Я перекатилась на другой бок, терпя схватки. Родверг прислонил к моим губам стакан с водой. Потом он закасала рукава, надел на себя что-то наподобие наших медицинских халатов, вымыл руки.
А спустя семь долгих часов я наконец родила. Мальчика. Сына. С небольшим светлым пушком на голове и яркими голубыми глазами, что он приоткрыл на миг. Вопреки ожиданиям и подавляющей черной масти отца он пошел в меня. Я заплакала от счастья. От нервного потрясения меня била судорога. Я не могла остановить собственное тело. Вдохнула, выдохнула и уняла дрожь. Прижала к себе малыша, понимая, что не смогу с ним расстаться.
— Давайте я заберу ребенка. Вам надо отдохнуть.
— Нет! Я покормлю его.
— Не нужно. У него будет кормилица.
— Я буду кормить его… — но мои возмущения никто не слышал и, прежде чем Родверг дотронулся до меня и усыпил, забрал моего малыша.
А ночью, когда я пришла в себя, увидела над собой лицо баронессы. Она скалилась в мое лицо, держала нож у моего горла.
— Когда же ты сдохнешь тварь! Вместе со своим сыном, — она занесла рукоять, но дверь распахнулась, являя мне злого Эдмунда. Тот вырвал нож, ударил баронессу.
— Где мой сын? — прокричала я, смотря на то, как лекарь выводит мою несостоявшуюся убийцу. Дверь закрылась. Эдмунд прожигал меня странным взглядом, от которого мурашки пробежались по телу.
— Где мой сын? — еще более требовательнее проговорила я, приподнялась на кровати. — Я хочу его видеть!
А следующие слова разорвали мне душу и сердце в клочья.
— Он не выжил.
Эдмунд ушел, а я дрожащей рукой нащупала пузырек и опрокинула в себя. Слезы скатились из уголков моих глаз, немой крик боли застрял в горле…
Я умру! Но лишь для того, чтобы вернуться и отомстить…