оглашали поляну, отражаясь от деревьев, топот сотрясал землю.

– Вот кретины, – пробормотал Гастон, выбираясь из-под веток сосны. Дураку ясно, что крики распугают всех животных на несколько километров в округе. Не говоря уже о топоте жеребцов, пущенных галопом.

Гастон встал и отряхнул мусор с лосин. Если отец до сих пор не заметил его отсутствия, то уж точно не заметит теперь, когда охота началась по-настоящему. Пора сматываться. Родное имение огромное, и можно спрятаться в гостевой комнате в заброшенном крыле замка, а если проявить осторожность, то мать даже не узнает, что старший сын вернулся рано.

Гастон поправил болтающийся на щуплом туловище колет и пригладил редкие, но шелковистые коричневые волосы. Нет сомнений, что Жорж с отцом ничуть не станут по нему скучать. Но на всякий случай Гастон углубился в лес, чтобы подойти к каретному двору окольным путём – вдруг кто-то из слуг, руководствуясь чувством непонятного долга, решит наябедничать на него.

Шале-де-Каррьер было уродливым сооружением из красного дуба и камня, с интерьером из тёмного дерева, с тяжёлой мебелью, каминами в человеческий рост и головами мёртвых животных на стенах в каждой комнате. Самый большой охотничий дом графства площадью сто акров славился настоящим озером и множеством служебных построек, среди которых были конюшни, арсенал, дом для постоянного садовника и мастерская чучельника – чтобы увековечивать добытые на охоте трофеи. Боже упаси, чтобы отец отправился куда-нибудь без целой армии челяди, удовлетворяющей малейшие его прихоти.

Сунув руки в карманы, Гастон пнул груду сухих листьев. А если отец или кто-нибудь ещё всё же заметит его отсутствие? Можно не сомневаться, что Жорж не упустит случая порезвиться. «Постарайся не позорить отца». По правде сказать, его нисколько не волнует, будет отцу за него стыдно или нет. Точно так же как ему ничуть не интересно, что думает его жеманная, одержимая мнением общества мать. Вообще-то, это была не совсем правда, но Гастон бросил попытки произвести на родителей впечатление ещё много лет назад. Юноша снова пнул ворох влажных листьев. Надежда, что семья примет его, каким бы он ни был, всякий раз оборачивалась очередной обидой.

Гастон пошёл быстрее, с каждым шагом всё сильнее стремясь домой. Он никому не должен угождать, кроме самого себя.

По позднеосеннему небу ползли тучи, укутывая лес темнотой. Гастон поднял голову к пологу ветвей и посмотрел, как бесцеремонный ветер ерошит листву. В нос ему ударил свежий запах чистого воздуха, юноша глубоко вдохнул и с досадой выдохнул. Несколько часов скакать на лошади в дождь – не большое удовольствие.

Пока болваны не вернутся, он спокойно посидит в шале. Может, прикинуться, что его внезапно свалила простуда? В отсутствие матери, которая посылает за лекарем по малейшему поводу, Гастон может погреться у очага, пока охотники «бросают вызов природе».

Приняв решение, юноша ускорил шаг и направился туда, откуда прохладный ветерок приносил аппетитные ароматы тушёного мяса. Ему не помешает подкрепиться тёплым хлебом и порцией хорошего рагу.

Для начала.

А ещё он мечтал согреть ноги тёплыми кирпичами, выпить котелок горячего чая с разнообразными кексами и положить голову на взбитые пуховые подушки.

На губах у Гастона медленно заиграла улыбка: он вспомнил симпатичную рыжеволосую горничную и испуганный взгляд на её лице, когда он прикрикнул на неё. Увидев поднимающийся из труб шале дым, юноша потёр замёрзшие руки. Возможно, эта вылазка окажется не такой уж и бесполезной.

Когда он вышел из-под густого полога леса, дождь сразу испещрил его колет тёмными пятнами, похожими на монеты. Вдали послышался звериный вой, его подхватило другое животное, и ещё одно, и в прохладном воздухе разлилось свирепое завывание. Гастон замер на месте и схватился за пистолет, который сунул за пояс.

Волки.

Глава 2 Агата

СКЕЛЕТОПОДОБНЫЕ ВЕТВИ деревьев сомкнулись над головой, закрыв солнце, и изрытая колеями земля утонула в темноте. Агата, не помня себя от ужаса, бежала по лесу. Мало того что отец столько лет относился к ней как к выродку, так теперь он решил продать её, словно вещь, тому, кто предложил самую высокую цену! Заскорузлому графу Герберту Дюрану. Развратный старик похотливо пялился на неё на рыночной площади, предлагал украшения и платья, посылал цветы и дорогие книги и не скрывал своих намерений с того дня, как ей исполнилось пятнадцать лет. Но в последнее время он совсем стыд потерял. На прошлой неделе на деревенском празднике он нахально прижимался к ней и наматывал её локон на палец, уверяя, что тусклые коричневые пряди блестят, как звёзды, и обжигая ей ухо влажным дыханием.

Отец об этом знал. Знал, что граф Дюран как никто другой разжигает страх в её сердце, и ничего не сделал. Чему же тут удивляться? И всё же, кроме отца, у неё больше никого не было, и предательство больно ранило.

Агата уже достаточно настрадалась от того, что много лет назад из семьи ушла мать и отец вбил дочери в голову, будто та помешалась на магии и то же самое произойдёт с Агги. Будто она, его единственный ребёнок, испорчена и представляет опасность подобно пороховой бочке, которая может взорваться от одной искры.

Последние счастливые воспоминания Агаты о маме – как мать опускается рядом с ней на колени в маленьком, огороженном стеной саду, свежевыстиранные простыни хрустят на ветру, летний воздух пахнет солнцем, нежной зеленью и плодородной возделанной землёй. Босая, в простом платье из домотканой ткани, мама сияет. «Вот, дорогая, потрогай этот стебелёк. Овощи ещё не созрели, а я так хочу приготовить на ужин зелёный горошек с маслом. – Она проводит кончиками пальцев Агаты по изумрудному стеблю и шепчет: – Ему нужно ещё чуть-чуть подтянуться». Сила перемещается из руки Агги в растение, и девочка издаёт изумлённый возглас, а когда стручки набухают, раскрываются посередине и из них сыплются зрелые горошины, визжит от восторга. Смеясь, мама собирает урожай и бросает крошечные жемчужины – как она их называет – в висящую на руке корзину.

Обращаясь мыслями к маме, Агата старалась вспоминать только хорошее – какие мягкие у неё были руки, с какой щедростью она лечила занедуживших односельчан, – а об остальном предпочитала не думать. Например, однажды вечером мама пришла домой сама не своя; она только что приняла роды и с остекленевшим взглядом бормотала что-то невнятное о детях, которым не следует появляться на свет. А когда отец попытался её успокоить, она убежала из дома. В другой раз Агата застала мать разговаривающей с чайником. Девушка даже пыталась выбросить