из камней другим, более тяжелым камнем, добычу складывали в коробочку из-под монпансье. Потом обменивались драгоценностями, любовно перебирали и рассматривали их.

Каменки были недалеко от нашей улицы — всего минут пятнадцать ходьбы.

Все дружно поддерживают Надину идею. Я, робко выглядывая из-за Нининой спины, говорю:

— Я пойду с вами. Я тоже хочу золото искать.

— Ты еще маленькая, — отвечает Нина, — будешь отставать от нас. И вообще, это опасно, тебе нельзя лазать по камням, коленки расцарапаешь. И платье у тебя новое, ты его запачкаешь.

На мне действительно новое платье. Такое редко случается, так как обычно приходится все донашивать за сестрой. А тут мама сшила специально для меня. И такое милое! По белому штапельному полю рассыпаны розово-фиолетовые букетики, рукавчики-фонарики, круглый белый воротничок — ну просто загляденье.

Я понимаю, что Нина в чем-то права: и хожу я не так быстро, как старшие девчонки, и платье могу запачкать. Но как смириться с мыслью, что все уйдут без меня?

Смотрю на сестру, и в моих глазах, готовые вот-вот выкатиться, сверкают слезы. Прижимая к груди Петрушку, я прошу:

— Возьмите меня с собой, пожалуйста, я не буду отставать.

Девчонки, пожалев меня за мой несчастный вид, тоже начинают уговаривать Нину.

— Ну хорошо, — соглашается та строгим взрослым голосом. — Мы пойдем вместе, но ты должна оставить Петрушку. Ты уже не маленькая, чтобы ходить с куклами. Он будет мешать тебе лазать по камням.

Пока мы так препираемся, проходим почти половину нашего переулка.

— Ладно, — отвечаю я обреченно, — я не буду брать с собой Петрушку. Сейчас быстро сбегаю отнесу его домой и вернусь.

— Мы не будем тебя ждать, — строго говорит Нина. — Спрячь его где-нибудь в траве, а на обратном пути заберешь.

Я какое-то время колеблюсь, никак не решаюсь оставить Петрушку одного на улице, но, видя нетерпеливый взгляд сестры, шепчу своему дружку на ушко, чтобы он не сердился и обязательно меня дождался, а я покажу ему добытое золото и алмазы. Выкапываю ямку под деревом у ворот соседки тети Фаи — маминой подруги, кладу Петрушку и присыпаю сухими листьями с землей.

С тревожным чувством я бегом догоняю девчонок, и мы направляемся к карьеру.

Надя оказалась права. Сверкая на солнце золотыми блестками, там возвышается огромная гора свежего гравия. Такого богатства мы не ожидали. Вся наша компания в радостном возбуждении карабкается на эту гору и начинает старательно вытаскивать из нее самые блестящие камешки и с энтузиазмом выколачивать из них золотые кристаллы.

Я совсем забываю про Петрушку. Радуясь вместе со всеми, жадно выискиваю и собираю драгоценные камни.

Не знаю, сколько прошло времени, но вдруг, внезапно устав, я сажусь на большой камень и с ужасом обнаруживаю расцарапанные коленки и сильно перепачканное платье.

Коленки меня не очень огорчают: дело житейское. А вот мое новое платье! Мама расстроится.

Тут мой взгляд падает на двух женщин, стирающих половики на берегу. Вот что мне нужно, понимаю я. Если постирать платье, то мама даже не заметит, что оно было испачкано. Я советуюсь с сестрой. Идея одобрена. Тогда я спускаюсь к воде, раздеваюсь и, оставшись в одних трусиках, приступаю к делу. Стирка заключается в погружении платья в мутную воду и слабых попытках его отжать. В результате мой наряд приобретает совсем жалкий вид: теперь это грязное и мятое нечто, больше похожее на половую тряпку. По неровно коричневатому фону едва пробиваются блеклые букетики неопределенного цвета. Но, думаю я, может, когда оно высохнет, то снова станет красивым, как прежде? Я раскладываю его на большом плоском камне сушиться. Однако вскоре все решают идти домой, и мне приходится натянуть на себя это мокрое недоразумение, бывшее когда-то моим новым нарядным платьем. Остается последняя надежда, что все на мне быстро просушится и разгладится.

Я очень боюсь, что мама будет меня ругать, и не знаю, что придумать в свое оправдание.

Мы быстро идем домой. Все проголодались, а меня еще ждет Петрушка. Я думаю, что расскажу ему печальную историю с испорченным платьем, он меня пожалеет, а потом улыбнется своей милой, доброй и такой родной улыбкой.

Когда мы подходим к дому тети Фаи, я, оторвавшись от компании, подбегаю к заветному дереву и…

…понимаю, что он исчез. Как взволнованная собачонка, я начинаю яростно раскапывать землю, но Петрушки там нет.

Я не могу поверить в постигшее меня горе. Перерывая все вокруг еще и еще, я плачу, зову Петрушку и снова копаю.

Нина берет меня за руку и тянет к дому, успокаивая, что мы попозже придем его искать и он обязательно найдется.

Послушно плетясь за сестрой, я понимаю, что никогда больше не увижу моего милого Петрушку. Я ругаю себя за то, что оставила его одного. Его могла растерзать собака, или мальчишки решили попинать его, как мячик, или какая-нибудь тетка выбросила его на помойку… Или просто чужая девочка взяла к себе. Это, конечно, лучше, но никто не будет любить его, как я.

Такую острую боль утраты я еще никогда не испытывала. Эта боль переполняет мое сердце.

Я опять сижу на крыльце, уже без Петрушки, в сыром грязном платье, и горько плачу.

Сзади тихо подходит мама. Садится рядом. Я, всхлипывая и запинаясь, рассказываю ей, как потеряла своего любимого Петрушку, как пыталась постирать платье и все-все-все.

Мама обнимает меня, прижимает к теплой мягкой груди, гладит по голове и говорит:

— Моя глупая мышка, ты не виновата, что Петрушка потерялся, а то, что пыталась постирать платье, — молодец, просто у тебя не было мыла, и поэтому платье не отстиралось. Давай теперь постираем его вместе.

Я еще немного плачу, и мы с мамой идем стирать платье.

С папой по воду

Часто мне вспоминается еще один эпизод из детства, не слишком значительный, но очень светлый и забавный. Это наш с папой поход за водой.

Как я уже говорила, папа наш был очень красивый, и к тому же он был франтом. На работу он ходил в костюме-тройке и при галстуке, всегда в свежей рубашке с запонками, в шляпе, в то время как многие его друзья носили свитеры и кепки. И было у папы великолепное пальто. Погоны на нем подчеркивали его широкие плечи, а пояс — стройную фигуру. У него был удивительный цвет — насыщенно-синий; такой оттенок редко носят мужчины, обычно мужские вещи более темные, а этот был ярким, смелым, и папа очень эффектно выглядел в этом пальто. И шляпа у него тогда была велюровая, цвета морской волны. Еще папа носил очки с очень толстыми стеклами. Когда он их снимал, его глаза — серо-голубые, серьезные и в то же время добрые и веселые — сразу делались очень