Суровым против Гамбург-Бременского архиепископства. Последнее из наиболее обстоятельных исследований принадлежит А. О. Йонсену, который опирается на сообщения Адама и папские послания 1050-1060-х годов. Он доказывает, что под влиянием своего византийского опыта Харальд успешно ввел в Норвегии цезарепапистскую власть над церковью — государство над церковью, а не наоборот. А. О. Йонсен склонен рассматривать действия Харальда, как простое проявление властолюбия в форме, обусловленной знакомством с византийским цезарепапизмом — политической системой, которая предусматривала власть светского владыки над церковью.

Церковно-политические идеи Харальда привели, к его полному разрыву с Гамбург-Бременом, результатом чего, в свою очередь, стало провозглашение анафемы Харальду. Независимые от Адама источники подтверждают его рассказы о мерах, принятых Харальдом против архиепископа, и также рисуют Харальда грубым и упорным еретиком. Нет ни одного источника, который указывал бы на то, что между Харальдом и архиепископом или папой Римским, который порицал и увещевал Харальда, было достигнуто какое-либо согласие. Неизвестно, куда бы мог завести этот конфликт, если бы Харальд Суровый не погиб в 1066 г под Стамфорд — Бриджем.

Не буду больше грузить читателя проблемами христианизации Норвегии (уже и так ясно, что простой и гладкой она не была, множество факторов тормозило её ход), тем более, что в рамках романа "Тень креста" я основываюсь на классическом подходе к этой теме: в любом случае, Олав Трюггвасон Кракабен остаётся для меня первосвятителем страны фьордов. В заключении хотелось бы отметить ещё одну особенность, результат скандинавской христианизации — разумный синтез старого и нового взглядов на веру. Неразрывная связь прошлого и настоящего — никакая История не может быть лишней или ненужной, ведь настоящее — результат влияния минувших веков. Языческое Рождество — Йоль чествуют и сейчас, а дни недели носят имена древних, но не забытых, скандинавских богов, общих для Норвегии, Швеции, Дании и Исландии.

Жестокая эпоха, описанная в «Тень креста», породила и соответствующие ей преступления, определила характерные мотивы, законы серии и почерк, а так же круг людей, совершавших эти злодеяния. А сложившаяся историческая ситуация только усугубляла впечатления от разверзшейся бездны ужаса. Потомки же назовут таких изуверов «маньяки Средневековья». Религиозный фанатизм и ложное мессионерство, помноженные на прошлые обиды или душевные травмы, ставили людей на грань безумия: одни становились святыми, другие — преступниками-убийцами, и это не зависело от стороны противостояния — ими могли стать и язычники, и люди, называвшие себя христианами.

Очень долго размышлял и колебался, что в романе сделать первичным (или основным): историчность прозы или атрибутику детектива. И пришёл к выводу, что, в данном случае, их нельзя разорвать или отделить друг от друга — одно порождает другое, одно является продолжением другого. А это требует большей убедительности образов героев-персонажей романа. Потому что религиозное просвещение "заблудших" требует убедительности и от самого автора. Нет, "Тень креста" не просто детектив в скандинавском антураже, а стремление понятно и убедительно отразить все перипетии и сложности той эпохи, спроецированные на Норвегию. В таком случае стремление к исполнению канона "место-время-события-люди" стало для меня первостепенным.

Образы короля Олава Трюггвасона и королевы Тиры (Тайры) Харальдсдоттер по прозвищу Датская (или Датчанка) не являются 100 % исторически оригинальными, они — плод авторских впечатлений об этих исторических персонах, ставших для него литературными образами, не лишёнными художественной обработки, а исторические допущения лишь акцентируют их целостность. Литературный портрет королевы Тиры многогранен и высвечен с разных ракурсов, потому что характер этой личности совершенно неоднозначен: его нужно собирать по крупицам, оценивая каждую мелочь, чтобы увидеть апогей, развёрнутый в 16 главе "Маски сброшены — тайн больше нет". С уверенностью могу констатировать, что Тира Датская ни в чём не уступает шведке Сигрид Гордой. Они могли считаться родственницами и жили в одно время, обе хорошо знали Олава Трюггвасона. Только вот Тире Датской я бы дал другое прозвище. Будучи по-женски привлекательной, умеющей манипулировать мужчинами, внутри она оставалась холодной и расчётливой, стремящейся к власти и богатству, оставаясь полностью независимой, самостоятельной в решениях и поступках. Тира Охотница за властью, так бы я назвал эту женщину, не смотря на всю хвалебность скандинавских саг.

Имена первых настоятелей Нидаросского собора доподлинно не известны, но известно, что они были лицами приглашёнными — иноземными служителями церкви. Немалое внимание уделено и образам людей из народа, во многом эти образы носят собирательный характер, но и обладают конкретикой — первые христиане, язычники, колеблющиеся, у каждой группы свой социальный статус и своя правда, а к общей они ещё не пришли. И в этом весь трагизм их положения — постоянно нужно выбирать свою сторону в вере и жизни, душой периживать отказ от вековых обычаев и суждений своего народа. И никто из этих людей (ни первые христиане, ни убеждённые или воинствующие приверженцы старой веры, и пока неопределившиеся с отказом от старого и принятием нового) не чувствовал себя защищённым от беззакония, смуты, восстания против власти, грабежа и войны. И последнее, словосочетание "тень креста" я позиционирую не только, как характеристику определённого героя романа, но и как широкое явление проблемности христианизации Норвегии: есть люди, что несут крест, но есть и те, кто им прикрывается в собственных целях и интересах, а несущие крест могут быть совсем разными по убеждённости, характеру, воле и настойчивости в выбранном ими пути миссионерства.

Олав Трюггвасон представляется мне королём-экспериментатором, даже не представляющим последствий своего эксперимента, материалом для которого стал весь народ Норвегии. Безусловно, сам король Олав Трюггвасон имел опыт обращения народных масс в христианство, ведь вместе с князем Владимиром в 988 г он крестил Русь. Но оказалось, что Норвегия совсем не Русь, а король Олав — не Владимир Святославич, новгородский и великий (главный) князь Киевской Руси, который "сначала взял власть, а потом принял крест". Разрыв венценосной пары — Олова Трюггвасона и Тиры Датской состоялся в 1000 г: она, наконец, вынудила мужа отправиться за её наследством в Вендланд. Всем известно, чем закончился этот поход — морской битвой у Свёльда. Вы можете