Литвек - электронная библиотека >> Олег Георгиевич Маркеев >> Политический детектив >> Неучтённый фактор >> страница 2
Воспоминанием. Смешалось всё. И потому никто не мог понять, откуда пришли они.

Не ведая тайны любви и презрев высокую науку ненависти, они были чужаками среди живых. Чужаки делали своё дело и уходили одним им ведомыми тропами в породившее их Неведомое, куда заказан путь живым. Уходили, приняв смерть так, будто были частицей Вечного, на веки сокрытого от живых. Но с каждой смертью этих нелюдей что-то необратимо менялось в людях.

Умирали незаметно, захлебнувшись в зловонной тине прозябания, тихо пухли от голода, с пьяной тоски совали головы в петли, кончались в судорогах, растерзанные пьяной кодлой, а оказалось — можно умереть за что-то, пусть и непонятное другим, неподвластное разуму, имя чему давно забыто, в горячке боя, где есть только ты, друг, враг да Господь, отвернувшийся от всех. Чужаки ведали лишь один Закон — право Выбора. И смертью своей учили ему живых. Смерть, оплодотворяя Жизнь, вернула ей Бессмертие. Выбор, став сутью Жизни, вернул ей Смысл.

И Власть вздохнула свободно. Теперь она уже не была сама по себе. Кто-то был против неё. Власть, наконец-то, встала на обе ноги и тоже обрела смысл. Всё вернулось на круги своя и стало тем, чем было прежде.

И как только на чаши весов упала первая жертва, что-то необратимо изменилось в мире. Ожило Время, сдвинув мёртвые стрелки часов, скрипнули заржавленные шестерни, привычно перемалывая человечину, и широко размахнулся маятник, разбрызгивая кровь…

Глава 1

Странник


В окно потянуло соблазнительным запахом полевой кухни; чего-то необычайно вкусного, замешанного на остром дымке костра. Максимов сглотнул слюну и натянул одеяло на нос. Не помогло. Разыгравшееся воображение рисовало сущий кошмар: краснорожий, упитанный дядька из резервистов острым ножом вскрывает банки с тушёнкой и небрежно, не выскребая, опрокидывает их в котёл, где уже преет, исходя сытным паром, перловая каша. Пустые банки летят на землю, из них вытекает коричневая жижа в белых пятнах жира. И огромные ломти серого «народного» каравая, в навал лежащие на мокрых досках стола! Почему-то именно видение этих банок разозлило Максимова, он сплюнул липкую слюну и, завернувшись в одеяло, подошёл к окну.

Так и есть! Ежедневная забота о народе. Посреди двора чадила полевая кухня, над распахнутым котлом, отставив жирный зад, склонился солдат. Всё было как всегда: банки на земле, куски хлеба на выщербленном столе и плакат под навесом — «Бесплатное питание». Ниже ещё что-то шло красным, но Максимов не стал напрягать зрение, и так всё знал наизусть: «Только многодетным и грудным детям по предъявлению удостоверения личности».

«Интересно, как это многодетно-грудной ребёнок предъявит удостоверение? — подумал Максимов. — Совсем мозги пропили».

Он захлопнул окно, хотя в комнате ещё стоял спёртый ночной воздух. Терпеть пытку запахом кухни уже не было сил.

Из-под лоскута оторванных обоев рябил в глаза мелкий газетный шрифт. Максимов машинально надорвал плотный неопределённой расцветки, сально-жёлтый лист обоев и по дурной интеллигентной привычке читать всё подряд пробежал взглядом по колонке:


Оперативная обстановка


БАНДИТОВ — ВНЕ ЗАКОНА!

Трудящиеся нашего района с чувством искренней радости выслушали постановление выездной сессии Особого трибунала. Последние слова приговора, произнесённые председателем трибунала капитаном Таракановым, утонули в шквале аплодисментов. «Смерть бандитам!» — как один скандировали граждане, до отказа заполнившие актовый зал Дома народных собраний.

Все пятеро боевиков из недавно разгромленной банды: Петраков Е. К., Столешников В. В., Сироштан А. Д., Волков О. Л., и Мухамедов О. Э. приговорены к расстрелу.

Вина ещё двоих преступников в организации и проведении террористических актов полностью доказана. Пусть на этот раз им удалось избежать карающего меча правосудия. В отношении Максима Иванова и Юрия Садовского приговор вынесен — к расстрелу (заочно). Оба бандита объявлены вне закона.

Не долго вам, господа «защитники народа», осталось бегать от народного гнева! Не будет вам ни срока давности, ни пощады.

газета «Наш путь» от 11.08.


Максимов суеверно ногтем начертил на газете, твёрдой от сто лет назад высохшего клея, руну Льда.[1]

Перечисленные фамилии были ему знакомы. А под псевдонимом «Иванов» в приговоре фигурировал он сам — Максим Владимирович Максимов. Странник…

Это был их первый бой. И первые потери.

«И не сто лет назад это было, а всего три, — поправил себя Максимов, на секунду закрыв глаза. — Просто ты потерял счёт времени и потерям».

* * *
Ретроспектива

Вольная слобода

(за три года до описываемых событий)


Так и жили, потерявшись во времени. Как-то сами собой пропали часы и минуты, уступив место восходам, зенитам и закатам. Сутки распались на день и ночь, а череда месяцев сложилась в три сезона — зиму, лето и слякотное и сырое непойми что, затесавшееся между долгим холодом и кратким зноем.

В первый же год все напрочь забыли тот мир, из которого убежали, как бегут звери, нутром почуяв грядущую беду. Покинутый мир рухнул, а они остались живы. Даже если там, где-то далеко-далеко, ещё и теплилась, копошилась и корчилась жизнь, то обитателей Вольной Слободы это абсолютно не интересовало. Они забыли о том мире, как вынырнувший из утробы младенец разом забывает свои прошлые жизни. Остаются только смутные воспоминания да странные сны. Но они никого не тревожили.

Только нравы в деревню перекочевали городские. Община больше напоминала колонию приснопамятных хиппи, чем строгий к себе и другим крестьянский «мир». А впрочем, что требовать с молодых неформалов и маргиналов даже в том, рухнувшем мире, живших через пень-колоду да как Бог на душу положит.

Семейные пары тасовались, как дамы и валеты в шулерских пальцах. Только катаклизменных последствий брачная чехарда и свободная любовь не имели. Как-то обходилось без шумного мордобития и поножовщины в летальным исходом. Всё решалось просто и по взаимному согласию: любишь — живи, не можешь — ищи кто полюбит тебя. Скорее всего, из-за того, что оказавшись на островке обжитого пространства среди бескрайних лесов, иссечённых проталинами урочищ, все разом и навсегда поняли — им тут жить. Как сами положат и сумеют. И жить очень долго. Просто потому, что больше им жить негде. Старый мир сгинул, и они сами отреклись от того, что от него ещё осталось.

Новый мир принял их, как родных детей, и быстро научил всему, что необходимо знать, чтобы жить ладом и складом с самим собой, людьми и тем океаном жизни, что лежал вокруг, дышал