Владимир Славкин, Мария Славкина Жара

Четверг, 5 августа 2010 года

Никогда еще Анна Германовна Захарьина так не восхищалась достижениями научно-технического прогресса, как в вагоне первого класса скоростного поезда «Сапсан», уносившего ее с семейством из Москвы в Северную столицу. У входа в вагон было устроено электронное табло, на котором высвечивались значения мгновенной скорости поезда. 203 км/ч, 212 км/ч и так далее. Поезд летел ровно и мощно. Просторные кресла с удобными столиками. Мощный кондиционер. Молодые симпатичные девушки-проводницы. Не поезд, а мечта! Конечно, Анна знала, что в Западной Европе или Японии комфорт на железной дороге давно стал обычным явлением. А вот теперь прогресс дошел и до нас. Совсем недавно на Николаевской железной дороге запустили быстрые и удобные «Сапсаны». Красота! «Во всем этом техническом великолепии есть какая-то особая прелесть», – думала Анна.

– Будьте добры, стакан воды, – не без удовольствия попросила она изящно дефилирующую по вагону проводницу. Девушка была очень привлекательна и знала об этом, а стильная униформа выгодно подчеркивала все изгибы ее отличной фигуры. Проводница одарила Анну лучезарной улыбкой:

– Одну минуточку. – И уточнив, какую воду, с газом или без, желает пассажирка, фея «Сапсана» упорхнула за «водичкой для мамочки из бизнес-класса», как она объяснила своей напарнице. Та лишь со знанием дела кивнула:

– Ага, симпатичная такая.

Милые бортпроводницы и подумать не могли, что «симпатичная мамочка из бизнес-класса», ласково обнимающая маленькую дочку, – ни много ни мало государственный советник юстиции третьего класса, старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации. За плечами, казалось бы, беззаботно смотрящей в окошко женщины были десятки опасных расследований, а ее незаурядные аналитические способности уже давно стали «притчей во языцех» в невеселых коридорах «органов». Служительницы РЖД очень сильно удивились, если бы узнали и возраст Анны. На вид – не больше 30, хотя недавно ей исполнилось 43 года. Ни морщинки, прекрасная кожа, стройная и подтянутая фигура. Как ей удавалось сохранять внешность при таких «делах», не понимал никто. «Ведьма, наверное», – шептались коллеги. Правда, сейчас работа для нее, казалось, была где-то в далеком прошлом. У Захарьиной шел последний месяц трехлетнего отпуска по уходу за ребенком. Три года абсолютного счастья, радости, спокойствия.

Утопая в удобном кресле новенького «Сапсана», Анна наслаждалась комфортом и дорогой. «Как хорошо!» – думала она, совсем позабыв о причине поездки, а она была совсем невеселой. Анна с семьей фактически бежали из Москвы. Из любимой Москвы. Из любимого Подмосковья. А виной всему стала чудовищная жара, обрушившаяся на центр европейской части России и приведшая к страшным лесным пожарам, плотным кольцом, окружившим столицу. Обычно скучающие и мающиеся от безделья журналисты соревновались в устрашающих заголовках: «Москва в дыму», «Выжить в мегаполисе», «Горящее лето». Смог стал главным героем дня. Особо въедливые журналисты рассказывали, что сам термин возник в начале XX столетия, когда некий доктор Генри Антуан восоединил два слова Fog and Smoke для обозначения «дымового тумана» Лондона. Но то, что творилось в Москве, это был не лондонский смог. Все было гораздо хуже. Гарь и копоть висели в воздухе плотной завесой. Видимость не превышала расстояния вытянутой руки. Дышать было невозможно. Легкие не справлялись. Находиться на улице и в некондиционированных помещениях было небезопасно.

Обычно семья Захарьиных проводила лето на даче в старом академическом поселке Можженка недалеко от Звенигорода. Но и здесь воздух был ужасен. Гордость западного Подмосковья – Москва-река – не приносила прохлады и свежести. Смог окутывал всё. Люди постарше припоминали, что даже в тревожные дни лесных пожаров 1972 года было все-таки легче. Сейчас же никакого ветра, никаких дождей. Непрерывная мучительная жара. Чудовищная погода создавала звенящую в воздухе напряженность. Люди становились раздражительными, конфликтными или, наоборот, подавленными. Особенно плохо было тем, у кого были проблемы со здоровьем. Женщины и дети держались из последних сил. Так и в семье Захарьиных ситуация была крайне тревожной. Когда смог окутал столицу, Верочка, которой вот-вот должно было исполниться три года, стала кашлять, хрипеть, сипеть. По ночам девочку мучили приступы удушья. Маленький организм не принимал отравленный воздух. Нужно было что-то делать.

На семейном совете было принято решение срочно увозить девочку из Москвы. «Еще немного – и хронику ребенку устроим, это я вам как врач говорю», – била тревогу бабушка. Но вот мнения, куда увозить Веру, разделились. Сама Лидия Николаевна была убеждена, что нужно бежать в ее любимую Прибалтику. «В Паланге сейчас хорошо, – мечтательно говорила она. – Надо срочно пробиваться в какой-нибудь пансионат или через агентство снять домик в частном секторе. Наверное, все стоящее уже забронировано. Ну да ничего. Уж как-нибудь. Продукты там прекрасные. Я буду готовить, кормить вас».

Однако вариант с Прибалтикой был отвергнут. Максимум, что мог позволить себе Федор, супруг Анны, занимавший пост начальника службы безопасности российско-швейцарской нефтяной компании Юнгфрау, – это отвезти и устроить семью на месте. Уйти в отпуск в столь тревожной ситуации, когда объекты нескольких европейских «дочек» Юнгфрау буквально были окружены полыхающими пожарами, он не мог. «Не имею морального права, – говорил Федор. – К тому же, Лидия Николаевна, вы совсем забыли о визах. Вере и Анне нужно оформлять Шенген, а это время, даже с учетом всех связей и знакомств».

– Бросьте вы, – успокоил всех Герман Владимирович, – не надо ничего выдумывать. Надо ехать на Карельский перешеек, на берег Финского залива. И жары не будет, и воздухом чистым подышим. У меня есть одна знакомая – она уже много лет в турбизнесе. Я с ней созвонюсь, она устроит нас в хороший отель где-нибудь в Репино или Зеленограде. Анюта, ты не забыла, как в детстве отдыхала в поселке Солнечное? Все будет в самом лучшем виде, я организую. – Тут, правда, по лицу нейрохирурга пробежала какая-то тень. – Я, конечно, буду мысленно с вами. Но у меня сейчас несколько таких операций, отказаться от которых я не могу. Экстренный случай, как говорится… Но ничего, вы будете близко, и я буду приезжать к вам. Сделаю операцию и приеду. Потом вернусь, опять сделаю операцию и приеду. Так мы с Федей и будем работать вахтовым методом.

Все остальные члены семьи согласно закивали.

– Значит,