– Свежего морского бриза не вдохнули, – подхватил Борис со смешной торопливостью. – Как я вас понимаю, Таня, это надо восполнить. В столице имеются некоторые возможности. Мой папа, генерал, отдыхая на даче под Москвой, и то находит что-то прелестное в каждом прожитом дне. Надо наверстать, вечером посидеть с друзьями в хорошей компании и за бутылочкой отличнейшего «Эрети». Кстати, отличное вино. А? Не веришь? Давай Володю пошлем, пусть купит, а мы с тобой здесь подождем.

– Ой, домой надо, мальчики, столько дел, – простонала Татьяна, оглядываясь на молчаливого Волгина.

– Дела в лес не убегут, – игриво произнес Борис. – Кстати, я купил новую пластинку с хорошей музыкой, – Борис пытался понять, на какую наживку рыбка клюнет.

– Ну, ладно, Борис, вы меня уговорили, у вас хорошее вино, отличная музыка, папа генерал, морской бриз и кипарисы! Пойдемте. Расскажете про свой отдых на юге?

Волгин видел, что ей приятно находиться среди парней и что ею мало-помалу овладевали неясные одурманивающие чувства.

– Проводите меня до Центрального телеграфа и – домой. Мне нужно сегодня отправить телеграмму в Воронеж, тете. Мама велела.

– Вон, Танечка, видишь дом, то мой дом, на глаз он неказистый, а на самом деле нам скоро дадут хорошую квартиру. Трехкомнатную!

– Так вы тут живете? – удивилась радостно она и громко засмеялась. – Все у вас! Как вам не подчиниться! Только подождите, я сейчас телеграмму отошлю.

– Мы тут временно, – разъяснял Борис, почему дом, в котором он живет, такой непрезентабельный.

– Только я вас ждать не буду, – проговорила она. – Дамы не ждут.

– Не ждут, – повторил Борис, поглядывая на нее своим удивительно чистым насмешливым взглядом, как бы все понимая, поощряя принятое ею решение, и во всем соглашаясь с ней.

– У тебя денег ноль? На «Эрети» хватит? – спросил Борис, доставая кошелек и принимаясь отсчитывать. Волгин отдал свою десятку, полагая неудобным не поучаствовать в покупке вина, хотя с деньгами у него как раз было туговато.

Засунув бутылку в карман и весело напевая, Борис направился из магазина, и Волгин, глядя на него, пожалел, что не обладал таким вот веселым и легким нравом.

Они перешли улицу и остановились на условленном месте. Вскоре появилась Татьяна.

– Ну что, мальчики, купили винца?

Волгину стало весело безо всякой на то причины.

– Я так устала с этими экзаменами, просто один ужас. Так устала. И, конечно, разумеется, какой там морской бриз, в зачуханную болотную лужу под Москвой, на Истре, не имела времени и сил окунуться. Ах, черт побери! Вот Борис ездит по югам с девочками! Ай, молодец-удалец! Ай, жить умеет!

– Каждому по уму, – отвечал скромно Борис, напружинив свою крутую грудь. – Молодым везде у нас дорога.

– А нам, старухам? – засмеялась она.

В коммунальной квартире под вечер кипела жизнь – запах жареных кабачков чувствовался уже на пороге. Борис определил, что Аня, водительница троллейбуса и любовница мудрого академика, готовит свое любимое кушанье. Войдя в комнату, хозяин включил стоящий в углу торшер, и в мягком полусвете лица молодых людей словно выплыли из темноты, испарилась убогость обстановки и вещи приобрели значительность. Борис водрузил бутылку вина на стол, посадил Татьяну на диван, Волгина отослал мыть огурцы и помидоры. Как только Волгин вышел, он спросил у Татьяны:

– Ты хочешь у меня остаться?

– Нет! Но! – отвечала она, опустив глаза.

– Если женщина говорит мужчине «нет», считайте, что она говорит «да», – произнес Борис со значительностью. Неожиданно он поцеловал ее голое колено. – Ты мне так понравилась, Танечка, я прекраснее не встречал женщины. Это сон наяву и как говорил один поэт, что он помнит то самое чудное мгновенье, милая ты моя.

– Ну уж, – только и сказала она с нежной полуулыбкой.

Вернувшийся Волгин застал их весело беседующими. Таня уютно устроилась на диване, подвернув одну ножку под себя, предварительно сбросив туфельку, и объясняла, как правильно резать хлеб.

– Ты что молчишь? – спросил Борис у Волгина сердито, когда девушка вышла в коридор позвонить подруге. – Не молчи, говори. Женщина боится молчания, как американцы водородной бомбы. Понял?

– Что именно?

– Чем банальнее, тем лучше, тем это будет приятнее женщине. Говори глупости. Это ее уровень. Говори. Просто так, любую глупость: умное она не поймет.

– Но что говорить?

– Первое, что придет на ум. Слушай, Володь, я учился с Гафтом. Он умен? Балабол. Тут рядом дом членов Политбюро, их дети в нашей школе учились. Они умные? Чур, о политике я не говорю, не говорю. Все. Чур меня, чур! – Он оглянулся, как будто его кто-то мог подслушать.

– Зачем тебе это? – Волгин пожалел, что вообще пришел на этот спектакль.

– Зачем? Любовь – происходит каждый час, день, минуту, секунду, а ты говоришь: «зачем». Затем, что так надо, ибо я не хочу выглядеть в ее глазах идиотом. Причем полным!

– Ты?

– Да! Я! Потому что если я не удовлетворю ее желание, о чем она страстно мечтает, буду выглядеть полным суперкретином.

– Откуда ты знаешь? – Волгину захотелось, чтобы вернувшаяся девушка хлопнула дверью и отправилась домой. Но Таня заявила, что созвонилась с подружкой, и та может появиться через час-два, так как ехать надо с другого конца Москвы, и они могут продолжить веселую пирушку. Волгин пытался объяснить, что ему сегодня надо уже отправляться в общежитие, но остался, и, мило беседуя, они допили вино. А когда Борис с Татьяной уединились в смежной комнате, Волгин решил исчезнуть, но, к сожалению, его чемоданчик находился в занятой комнате.

Борис, оставшись наедине с Татьяной, сразу почувствовал, как податливо ее тело. Он стал ее целовать испытанными порхающими поцелуями в лицо, шею, стараясь вызвать в ней ответные движения, и чувствовал, что ему это удается. Она ждала счастливого момента, и ноги ее то и дело в нетерпении переступали на полу и старались прильнуть к его ногам.

Волгин ходил по комнате от окна к двери, чертыхаясь, и с большим нетерпением ожидая, когда ему позволят взять чемоданчик. Он думал о том, что сначала должны быть объяснения, тонкие, нежные чувства и воздыхания, и уж потом страсть – как буря.

Вспомнилось, как он подглядывал за девчонками, моющимися в бане. Это было интересно, захватывающе и даже поэтично. «Сейчас она выскочит оттуда – и айда, – подумал Волгин, поглядывая на дверь со злостью и слушая доносившиеся оттуда шорохи. Но в этот момент неожиданно распахнулась дверь, и его глазам предстала картина – совершенно обнаженные Татьяна и Борис…

Волгин отпрянул от дверного проема и, чертыхаясь, захлопнул дверь. В волосатом,