Леонтий Фомин Убийство. Смерть

Жизнь-это слишком удивительная штука, которую надо провести так, как хочешь, и чтобы потом не жалеть о несделанных вещах.

Город был большим, поменьше Москвы, и красивым, но не как Петербург. Люди же в душе были уродливыми, циничными, жадными, и с радостью могли обокрасть, если бы не было рядом глаза законника. Таким глазом был Максим. Он был человек двадцати пяти лет. Обучившись четыре года в академии, он пошёл по стопам родителей в полицию, где к нашему времени проработал два месяца. Ему из-за недостатка опыта ещё не доверяли оружие, и из средств обороны имел при себе лишь перцовый баллончик с истекающим сроком годности. Своим нравом был мягок, пытался всегда идти на компромисс. Но пытался всегда дойти до правды и искал везде двойной смысл, чем иногда и симпатизировал, и печалил родителей.

Дело было вечером. Максим уходил из отделения. Была поздняя зима, середина января.

— Сегодня был такой крутой день! — говорил его товарищь Саша.

— Определённо. Ладно, я пойду, наверное. Встретимся в понедельник. Удачных выходных! — сказал Максим и протянул руку.

Саша её пожал, но не захотел отпускать.

— Поехали лучше со мной. Я на вечеринку еду, а тебе дома делать одному, скорее всего, нечего.

Максим редко смотрел людям в глаза, но сейчас он поднял свой взгляд на друга и сказал, что пойдёт домой сам, потому что хочет просто поспать. Саша его отпустил, и сказал «До встречи!»

На самом деле Максим был не самым большим любителем таких мероприятий. Он находил большую выгоду в тихих посиделках дома, чем в шумной компании незнакомых людей. Тем более он ещё и жадным, и ему не хотелось тратить свою, и так скудную, зарплату, которую надо было растянуть на целые два дня.

Максим мог пойти по светлому пути, где есть люди, но чёрт его дёрнул пойти через дворы, где не было ни одного фонаря. Всегда ходил через один путь, а решил через другой. Как и следовало ожидать, он быстро заплутал. Прошёл два круга по одному и тому же району, и только когда понял, что ели слишком подозрительно знакомы, взял телефон и начал идти по навигатору к своему дому.

Пройдя несколько сотен метров, не сориентировавшись, он попал на огромнейший пустырь. Максим хотел уже пойти обратно, развернулся, однако сзади ему крикнули.

— Эй! Ты чё сюда припёрся? — голос был хриплым и доносился из глубины пустыря. — А ну-ка сюда подскочил, быстро!

Максим решил просто идти обратно, откуда зашёл на пустырь. Вдруг сзади послышались шаги, быстрый хруст снега.

— Тебе сказали же, иди сюда! — голос уже был другой, басистый, прокуренный.

Максим развернулся, и увидел, как в кромешной тьме к нему бегут два мужика: один потоньше и выше, другой грузнее и ниже. Они подбежали к нему. Низкий подошёл к нему и боднул головой в грудь Максима. Он смог устоять, но от страха он будто язык проглотил, ну или засунул его в одно место.

— Ты чё сюда припёрся, тварь? Раз пришёл, то карманы выворачивай давай.

Максим стоял всё в оцепенении. В голове был страх, хоть он и работал в полиции. Все ли работники такие же, как он? Боятся, когда на них нет формы и значка. Они так же жмутся, стоят, молча, как истуканы, с ветром в голове? Ну а Максим стоял.

— Ты чё? Уважаемые люди интересуются, а ты стоишь, всё говорить не хочешь. Так может тебе пером под ребро? — говорил тот, что пониже.

— Я…вот, деньги! — вышел из транса, наконец-то, Максим.

— Молодец…молодец… — тот, что повыше, взял деньги и начал пересчитывать купюры. — Тут мало, гнида. Отдавай телефон, куртку, обувь. Давай, давай, не мельчеши-в этот момент из его кармана вышла рука с пистолетом в руке.

Доблестный полисмен увидел дуло пистолета и понял, что дело уже, видно, совсем плохо. Навряд ли его бы отпустили, поэтому он сказал то, что говорить было фатальной ошибкой.

— Вы, два отброса общества, хватит так со мной говорить и пошли бы вы то направление, откуда пришли. Мне ваши угрозы вообще не страшны, я-полицейский, вы уважать меня должны…

Максим дрожал, голос начал ломаться, но он пытался строить уверенность, чтобы казаться, хоть малость, страшным. Но это не помогло. Два гопника начали чуть ли не кипеть. Глаза начали наливаться лавой и чуть ли не прожгли Максима.

— Ты совсем уже ку-ку? Мы тебя щас на полосочки изрежем, мусорская рожа.

— А ты попробуй! Давай! — выкрикнул Максим, после чего послышался выстрел

Ба-бах!

Максим сначала ничего не понял, но будто что-то было внутри него. Потом боль начала пронзать тело. Сначала немного, он всё ещё стоял на ногах. Но потом всё больше, больше и больше, с каждой миллисекундой боль начала накатывать. Мир замирал для Максима. Для людей он шёл также, а для него он был слайд шоу. Он разглядывал лица этих уродов. Их лица были испуганы. Может, это было их первое убийство. Страх, неизвестность в глазах их и ужас.

— Ты совсем? Мы его кокнуть не хотели! Ты чё сделал?! Куда нам его? — кричал низкий мерзким голосом. — Ты только откинулся и снова на нары?! Давай, тикаем!

После этого они убежали, хруща снегом. А Максим уже лежал. Он чувствовал снег под собой. Начали уже падать снежинки. Они падали ему на глаза, в рот, на всё лицо. Руки уже не хотели подчиняться мозгу. Звуки стали для Максима громче. Он лучше слышал машины, разговоры людей на улице, в квартирах домов.

В голове были вопросы и размышления: «Это всё? Конец? Похоже вот я и умираю…А что я сделал в жизни? Было ли что-то стоящее? Что хотел именно я. Той ли я дорогой вообще пошёл? Я хотел в детстве создавать…я хотел быть музыкантом! Но родители, мама и папа, говорили, что это не прокормит меня. А сейчас-то? Зачем мне это образование? Я же не хотел быть полицейским. Видел же все эти запои отца, когда дел нераскрытых выше крыши, а начальство давит. Поэтому он начал пытать людей. Приходить домой с глазами полные тоски и кровавыми пятнами на одежде. Думал, что он так бандитов ловил, гордился папкой, а теперь я понимал, что это обычные люди были, которые под горячую руку попали…Был я счастлив? Вообще, я перед своей душой то честен?…Скорее всего, нет. Я был таким гадким человеком, хоть и говорил себе, что хороший. Столько людям боли причинил душевной. Может все люди так себя оправдывают?…»

У Максима начало спирать горло и, видимо, поднималась температура. Боли страшной не было. Кровь красилась в алый цвет. Он немел, время либо текло как замёрший мёд, либо бежало, как бурная река. Силы покидали его, а кричать он не хотел изначально, потому что ему не помогут, конечно. Зачем? Вдруг ещё и убийство повесят на нашедшего.

«Я всё жив…сколько я так лежать буду? Телефон выключился от мороза, поэтому никто не звонит.