сама вытру, ничего страшного. – Она взяла салфетку и приложила к ладони. Я, конечно, нечаянно косячнул: сам не заметил, как слегка толкнул чашку, и ей попало немного на руку.

– Ты не обожглась?

– Ну, нет. – Она снова улыбнулась. – Ты погорячее будешь. Он уже остыл… или оно остыло? – Её лоб немного наморщился, а лицо стало серьёзным. – Ты не помнишь, как сейчас правильно говорить?

– Пойдем-ка лучше помоем ручки. – Я взял её за руку, потянул.

Она приподнялась, ее взгляд стал странным:

– Да-а-а… тут всего-то… – Она осеклась, посмотрев в моё лицо, и с лёгкой полуулыбкой тоже встала из-за стола.

– Возьми сумку с собой, – бросил я ей (уж что-что, а безопасность – мой конёк, не хотелось бы испортить послевкусие расстройством девочки от кражи – это, конечно, вряд ли, но мало ли).

Официант возле стойки смотрел на нас с зарождавшимся подозрением, но мой дорогой итальянский костюм сдерживал его от открытого выражения.

– Мы здесь, в туалет, – указал я глазами вперёд.

Она уже всё поняла и шла немного позади меня.

– Дима, Дима, – зашептала она, – у меня, понимаешь, вчера… после всего… первый день, я…

Дверь. Поворот замка. Молодцы, всё чисто.

– Дай сумку! – На пол в угол, мешает.

Крышка – вниз. Хлоп!

– Садись!

Я расстёгивал ремень. «Язычок» лязгнул о пряжку, пуговицы, короткий вжик молнии. Поза максимально доминантная, взгляд сверху вниз.

Её лицо тотчас приобрело вчерашнее выражение торжества надо мной… СНИЗУ!!! Как это вообще возможно?!

Она приоткрыла губы в немного алчной и довольной улыбке. Наверное, так смотрела лиса в басне Крылова, когда кусок сыра падал из клюва глупой вороны. С наслаждением и предвкушением долгожданного вкуса.

От этого меня охватила ярость – первобытная злость самца. Рука сильно сжала хвост волос у его основания. Я начал движения. Без всякой жалости, в полную силу.

Фантик пришлось разворачивать одной рукой и зубами. Я остановился и услышал тяжёлый выдох.

– Я вся мокрая там, внутри…

– Открой рот, сука! – Я положил ей на язык маленький мятный леденец цвета морской волны…

Холод и жар от движений. Я грязно выругался вслух от неизбежности, оперся свободной рукой о стену, но остановиться уже было невозможно, ещё несколько необратимых секунд…

Мои частицы, мои молекулы, что стали её добычей, вскоре будут разрушены и растворятся, но крошечная часть атомов останется с ней на долгие семь лет, если верить учёным. На семь лет, прежде чем все клетки её тела полностью обновятся, и «я» покину её навсегда.

Она прижалась щекой, и волосы её игриво защекотали мне нос.

– Мне приятно было пообедать с тобой.

– А мне приятно было пообедать тобой. – Она легко засмеялась и снова прижалась ко мне.

Проезжавшая мимо машина сердито «гуднула» другой, а мамаша с коляской, подняв глаза, недовольно сменила траекторию, объехав нас справа.

– У тебя духи такие… Ты пахнешь свежестью, морем.

– Да, морем. Ты же помнишь, что означает моё имя? Я вчера тебе говорила. – Она улыбнулась и отступила от меня на шаг, собираясь уже войти в стеклянные двери своего офисного центра.

– Че-то провалы в памяти у меня, барышня, когда вы рядом, – пошутил я. Конечно, я всё помнил.

Она сделала шаг ко мне и, обдав моё ухо приятным теплом, тихо сказала:

– Морская.

Чат

Люди созданы по образу и подобию Творца – это общепринятый факт, за что Творец ими и почитаем, пусть имеет множество лиц и тел.

Но и сами люди являются Творцами. Всё, к чему они прикасаются, что создают, – и есть их творения. Мужчина и женщина создают новую жизнь. Мастер клинка куёт новые острые грани, а писатель рождает новую Вселенную. И люди ещё сомневаются, есть ли жизнь где-то ещё! Она есть: в вас, вокруг вас! Это всё живое, всё созданное в ваших головах и воплощённое вашими руками, люди!

С этой точки зрения, настоящие творцы – дети. Посмотрите, как во время игр живут их игрушки. Но как только их ставят на полку, они тут же мертвеют под взглядами родителей. Каждый раз, заглядывая в мешок с уже ненужными игрушками сына, чувствую, будто смотрю на кладбище. Ужасное ощущение. Я стараюсь не думать об этом и не рыться в его старых игрушках.

Лишь иногда люди выпускают свой разум из оков взрослости и разговаривают со своими вещами:

«Господи, давай, милая, давай!»

Стартер старого «Урала» крутится-крутится. В кровь выбрасывается адреналин. Вокруг ледяная пустыня Ямала, 200 км до ближайшего стойбища ненцев. Ужас смерти от холода пока ещё зарождается. А «картинки» того, что будет с семьёй, если этот уже немолодой водитель не вернётся с вахты в свой городок в Курганской области, пока ещё слишком бледны в его голове.

Рык мотора, натужный звук, чёрный выхлоп вырывается в воздух, тягач ОЖИВАЕТ, дёргается и ползёт по колее зимника.

«Спасибо, милая, спасибо, родная! Поехали, поехали!»

Все мы живы, пока с нами говорит наш Творец.

Кто-нибудь из вас считает живым, к примеру, свой чат в WhatsApp? Общается с ним? Уговаривает? Успокаивает? Смешно. И если бы некий писатель решил сочинить подобную сказку, читатель тут же воскликнул : «Господи, автор, что ты курил, а?! Возьми это снова, вырви лист из пелевинской книги, сверни самокрутку и покури ещё. Клин клином вышибают, авось поможет!»

Но чаты живут, им плевать на ваш скепсис. Они живут своей электронной жизнью и иногда, как малые дети, кричат, зовут, требуют к себе внимания.

Но, если ты в тюрьме под названием «АРХИВ», крики твои бессмысленны и не будут услышаны… Да и в «АРХИВ» попадают уже те, кто по факту мёртв, но чьё тело зачем-то нужно Творцам… Всё твоё существование – лишь ожидание удаления, которого, впрочем, тот ЧАТ жаждал более всего на свете.

Когда сидишь уже год, это время вроде как приближает тебя к свободе. Но ЧАТ такую надежду утратил уже давно. 31 декабря, когда все поздравляли друг друга на Новый год , теплилась надежда на освобождение, но дверь «темницы» осталась запертой, а спустя пару дней напрасного ожидания угасла совсем.

Принимать разные формы – это всё, что ему оставалось внутри тюрьмы, а самой устойчивой была та, что подобна Творцу. Получалось, правда, не очень. Бесплотная тень с очертаниями рук и ног, нестабильно пиксельная, размываемая цифровыми нитями при движениях. А вот клетка изнутри вполне удалась. Все сообщения были оформлены толстыми фолиантами и покоились на полках бесконечных стеллажей, уходящих ввысь. Лишь окна тюрьмы «АРХИВ» не давал изменить, эти толстые ржавые прутья с непроглядной тьмой за пределами.

На большой стене между решётками, там, где в домах Творцов висят портреты их создателей или хотя бы портрет светлейшего человека года по версии журнала Forbes, находился Её аватар. Раз месяцев в пять этот лик менялся,