========== Первая и последняя ==========

— Иди скорее за мной, — она спешила, на ходу застёгивая куртку и натягивая смешную шапку со львом. Звук её торопливых шагов разносился глухим эхом по коридору старого дома семейства Лавгуд.

— Сумасшедшая, куда ты так бежишь, — Теодор её энтузиазма не разделял, но старался не отставать. Он поплотнее завернул вокруг шеи шерстяной, колючий шарф и натянул перчатки. На самом деле, больше всего ему сейчас хотелось просто утянуть Луну за собой и вернуться в кровать, под тёплое пуховое одеяло, из-под которого они почти не вылазили весь вчерашний вечер.

— Там снег! — восторженно выдохнула Луна. Она всегда так искренне и воодушевлённо умела радоваться мелочам. Будь то первый дождь весной, прогулка босиком по мягкому вечнозелёному мху или игривые фестралы, скачущие вокруг телег, пока другие их не замечали. Фестралы. Именно из-за них они и познакомились. Смешная, причудливая девочка, которая видела прекрасное даже в уродливом. Теодор иногда думал — не из-за этого ли она его полюбила? Хотя она даже не подозревала…

Луна распахнула двери, и они на миг ослепли от яркого света. С неба крупными белыми хлопьями падал снег и было как-то странно тихо, будто бы их вдвоём накрыло звуконепроницаемым куполом. Птицы не чирикали, и даже ветер не шумел в кронах деревьев. На нос плавно опустилась мокрая холодная снежинка, и Теодор недовольно поморщился. Знал бы, что у них на эти выходные запланированы прогулки по лесу — оделся бы потеплее. Но он как был в форме Хогвартса, так и аппарировал сразу после занятий и сейчас просто натянул на себя первое попавшееся пальто Ксенофилиуса. К счастью, отец Луны сейчас преспокойно выступал где-то на конференции во Франции и ничего не знал о тайном госте его дочери.

Лавгуд радостно подняла лицо к небу и высунула розовый язык, ловя крупные снежинки. А их и ловить не надо было — снег шёл такой плотной стеной, что стоило им отойти друг от друга на несколько шагов, как можно было бы потеряться в этой снежной буре.

— Пойдём внутрь, холодно, — голос Тео звучал устало, с лёгкими капризными нотками, хотя на самом деле ему нравилось наблюдать за ней. Луна была другая, по-настоящему волшебная, даже в их мире, полном магии, когда казалось, что удивить чем-то уже невозможно. Но она была словно яркий огонёк в темноте.

— Маглы говорят, что когда идёт снег — не холодно. Всё из-за влажности и отсутствия ветра, — с её шапки на него с укором смотрел одноглазый лев. Вторую чёрную глаз-пуговицу украли мозгошмыги и никакую другую на это место пришивать было нельзя. Тео не стал сдерживать тёплую улыбку — вот упрямица. Маглы ей сказали… смешная. Её щёки и кончик носа порозовел от мороза, а на непослушных прядях, выбившихся из-под шапки, уже осела целая армия снежинок. Сейчас Лавгуд больше была похожа на морозный дух из сказочного ледяного леса.

— Пойдём к камину, — тепло сказал он и попытался заключить её в объятия.

Но Луна внезапно подпрыгнула, достала рукой до покосившегося карниза и с хрустом отломила длинную прозрачную сосульку.

— На, попробуй. Это сосулька-песенница, — она с сочным хрустом откусила кусочек и протянула ему. Теодор с сомнением покосился на предложенное. Волоски с её пушистой варежки прилипли к ледяной поверхности и выглядело угощение не слишком аппетитно. Тео вздёрнул брови и скривился. Лавгуд звонко рассмеялась и пояснила: — В ней скрыты песни ветра, смех снегирей и три волшебных слова. Попробуй, и ты услышишь.

И вновь на её лице расцвела улыбка. Лёгкая и тёплая, как весенний ветер, согревающая даже в такой морозный день.

Она настолько искренне улыбалась, что Тео, словно зачарованный, взял из её рук сосульку. Сам не веря, что он это сейчас делает, с хрустом откусил кончик, стараясь при этом случайно не съесть ворсинки её варежки. Кусок льда ожидаемо оказался холодным и безвкусным. Он побыстрее его прожевал и проглотил, чтобы избавиться. Конечно же, чуда не случилось, и Теодор даже на секунду расстроился. Где-то глубоко в душе хотелось верить, что это действительно могла быть какая-то зачарованная сосулька.

— Ну и где песни, где волшебные слова? — горло замёрзло, и голос получился слегка хриплым.

Лавгуд мелодично рассмеялась и налетела на него с объятиями. Его лицо опалило чужим жарким дыханием. Она крепко прижалась к нему холодными губами и мягко, нежно поцеловала. У Теодора по спине пробежали мурашки. Он когда-нибудь сможет привыкнуть к её поцелуям? Луна всегда целовала его так невесомо и нежно, словно сама была соткана из сказок и волшебства.

— Я тебя люблю, — прошептала она.

Он поймал губами её горячее дыхание и улыбнулся. Три волшебных слова. Ведь не обманула. Нотт сильнее прижал к себе хрупкую девушку и скользнул языком в её рот, вовлекая в жаркий поцелуй. Луны для него всегда было мало: мало всего времени, отведённого им вдвоём, мало объятий, мало её тела — он, словно голодный, хотел впитать в себя каждое мгновение с ней. И она жарко подалась к нему навстречу, углубляя их поцелуй. Лавгуд пахла, как перчёный клубничный зефир или как заряженный озоном воздух перед дождём… в ней было столько странного, и ничего такого, к чему можно было бы привыкнуть. Теодору казалось — закрой их вдвоём в одной комнате лет на сто, и он даже тогда наслаждался бы её присутствием.

Просто Тео был влюблён.

Безнадёжно, бездонно, взаимно.

Луна неожиданно прервалась, словно дикая лань отпрыгнула, скомкала в руках снежок и запустила в Теодора. Он снисходительно поднял брови и проследил, как комок снега пролетел в добром ярде мимо. Нотт улыбнулся одними уголками губ и широко раскрыл руки, приглашая хотя бы попытаться попасть. Целься в самое сердце, милая. Лавгуд слепила ещё несколько снежков и один за другим ловко промазала.

— И это всё, на что ты способна? — насмешливо протянул Тео, улыбаясь во все зубы.

Её глаза азартно заблестели. Обычно она так смотрела на новую книгу или на кусок засохшей болотной глины, напоминавший ей по форме нечто необычное. Луна медленно отошла на несколько шагов назад, разбежалась и со смехом запрыгнула ему на грудь. Маленькая, хрупкая девочка? Дракониха. Теодор, не ожидавший толчка такой силы, потерял равновесие и вместе с ней рухнул в сугроб. Снег ворохом колючих иголок засыпался под воротник, попав на голую кожу, и налип на лицо обжигающей морозной массой. Тео непроизвольно застонал, по громкости и степени отчаяния ничуть не