Александр Чекоданов День перед жизнью

Новости я не смотрел. Телевизора не было, от того как то раз на день конституции я на работу сутра приперся и долго недоумевал почему никого нет. Допотопный телевизор – пустозвон с фанерными боками давно занял место в сарае, где преспокойно пылился. Самые важные новости я узнавал на работе от мужиков, если что то было интересным я спрашивал подробности. Мужики были в курсе дела. Как то до нас дошли слухи про новый закон каравший работодателей за задержку зарплаты. Работяги радовались. Я нет. И оказался прав у нас закон не работал. Похоже у директора тоже не было телевизора, а слухам он не поверит, такой он человек, по всяким мелочам торопится с зарплатой не станет. Хотя рано или поздно отдаст, чаще поздно, в моем случае, именно поздно и мало, когда уже больно то и не надо.

За последние пару лет лучшие дни в году, я провел в работе и суете. За это время пришлось многое пережить. Меня травили настоящими системными ядами, как сорняки хотя казалось будто бы это я их травлю двадцати четырёх метровым размахом крыльев опрыскивателя «амазонки». Но мы были на равных с растениями, просто у человека жизненный ресурс больше чем у овсюга или осота полевого. Мне приходилось к тому же заниматься сварочными работами, задарма я жег себе сетчатку глаз, отдельно за сварку мне почему то не платили. Еще грузить зернометом плесневую кукурузу в грузовики. Воняло там адски, плесенью и брагой, вместе с пылью, и все это за самую низкую в стране зарплату. Но той осенью меня ранил и добивал трактор. Поганая гофра, кусок выхлопной системы между мотором и глушителем, развалилась. Дешёвая дрянь. Ведь мой трактор был не заводской сборки, а каким то экспериментальным творением по мотивам Т150. Он был новым, но часть деталей была в нем «сделано в ссср», а другая часть нет. Я много дней в поле дышал выхлопными газами и только на разворотах ловил ртом свежий контрастно прохладный ветер, а за ним прихватывал смачную затяжку от сгоревшей соляры.

Зато я стал весь «плохой тракторист». Сливаю солярку, экономлю моторное масло, для своих личных нужд, железки приватизирую, которые видеокамеры на базе проглядят. За трактором я тоже слежу не особенно. В кабине слой пыли: на полу сантиметр, на приборной панели – миллиметр. Присутствуют и масляные пятна. Кругом разбросаны монтировки, трубки, болты и гаечные ключи больших размеров. Некоторые приборы исправно бредят, но мотор работает как часы, просто врут проклятые дешёвые манометры. Без выхлопной гофры трактор так оглушительно ревет, что два часа после работы у меня еще стоял гул в ушах, похожий на звук далекого реактивного самолета, зато моя женушка знала о моем появлении дома минут за двадцать.

Я все это терпел, не бросал, чтобы зарплату отдали без проблем. Было хреново сидеть на крючке ощущая неотступное давление рабства. Работать надо было по некой привычке. Да и другие работали не в лучших условиях и все равно не бросали, они уже не питали великих надежд молодости. И я продолжал, ждал когда закончатся поля. Была не жизнь, а одно трудное ожидание. Просыпаясь утром я пил кофе и шел управлятся по хозяйству. Это полтора – два часа. У меня тогда были быки, козы, овцы и свиньи. Дальше ехал на работу, обычно на тракторе. Там заправлял бак до полного, литров двести пятьдесят в среднем и отправлялся в поле где засекал для себя моточасы, что бы не пережечь лишнюю соляру. Я ковырял землю глубинным культиватором и считал когда выйдут положенные моей совестью восемь часов работы, начальство хотело от меня не меньше десяти часов в день и глубины двадцать пять сантиметров, но никто меня не контролировал. Я работал на полях заглубляя стрелы культиватора так что бы трактор тянул на последней рабочей передаче – четвертой. Когда я заканчивал поле то сообщал, чтобы дали новый клок земли. Приезжая домой до темна я обычно снова пил кофе для бодрости и совершал вечернюю управку с хозяйством, если было уже темно, то я без кофе кормил поросят и приводил с луга телят, овец и коз. После этого нужно было еще слить солярку, это нужно было делать каждый день, что бы не колебался расход. И тогда то я только заходил в дом и мог насладится отдыхом если не что не омрачало нашей семейной жизни.

В ту осень я работал на большом тракторе, уже больше двух месяцев, каждый день, культивировал под зиму очередные гектары полей. Как то раз я понял что мне стало тяжело дышать. До этого я просто делал частые глубокие вдохи, еще ничего не подозревая не предавая большого значения сбитому дыханию, а придав значения, сразу загрустил. Ведь это просто до обидного смешно. В то время я и так во многом сомневался, мне даже казалось будто некоторые люди живут только для того чтобы однажды выполнить какое то предначертание судьбы необходимое для жизненного пути другого человека – некоего избранного субъекта. Вот и вся твоя маленькая миссия и цель существования. Как вам такое? А школьные учителя с самого детства впаривали нам бедолагам разные бредни, дескать вы должны учится чтобы состоятся и стать какими ни будь белоручками – дармоедами. Остается вспомнить их и сказать в сердцах: «да пошли бы вы на ххх». А тут нежданно мне пришло время усомнится и в своих физических силах, силах на которые я всегда полагался как на свой последний спасательный круг.

На пятый день моего удушливого состояния я работал на небольшом поле, одновременно пытаясь самостоятельно поставить себе диагноз. Поблизости была маленькая, почти совсем вымершая деревушка. Я ездил взад и вперед по полю заделывая стерню, оставляя за собой черные борозды, похожие на те что остаются весной при посадке картошки. Единственным развлечением параллельным работе было рассматривание окружающей местности, а также постоянная прикидка соотношения времени и площади. Другими словами я считал сколько часов работы остается до конца поля. Но уставшие от монотонности глаза видят не очень много. Я видел хозяина крайнего зеленого домика в деревушке, которому не сиделось на месте. Он целый день суетился во дворе не покладая рук, или ходил куда то с мешками в сопровождении своры своих дворняг. Видно только так у него получалось жить. В природе же кругом повисла серая пасмурнятита, а этот человек все не унимался он запряг лошадь в тележку и уехал куда то. Я уехать не мог. Моим уделом было монотонно нарезать круги по полю и выбивать треклятые касики, на которых длинна гона короче чем длинна разворотной дуги или восьмерки. На тракторе можно разворачиваться и так и так, но тряско будет в обоих случаях.

Тогда мне в голову и взбрела идея крайней необходимости иметь хотя бы один день перед жизнью. Это тот самый день