сейчас рассеется?
— Будет скандал, — улыбнулся он.
Жизнь казалась Анетте такой чудесной, такой чудесной! В удивительном, счастливом опьянении она чувствовала, как он раздевает ее. И вот он овладел ею. «Глупое выражение», — подумала она, но именно это пришло ей в голову в данный момент. Она была женщиной Микаела! Этого высокого, мужественного Микаела с серьезной улыбкой. Он хотел обладать ею — и никем другим.
Мысли струились в ее голове приятным потоком.
— О, Микаел, Микаел, — шептала она, прижавшись лицом к его шее. И она заметила, что ее слова еще сильнее распаляют его. Она почувствовала, что полна им — и это было удивительное, фантастическое чувство. Со слабым вздохом она еще теснее прижалась к нему.
«Спасибо, Сесилия, за напоминание о вине, — думал Микаел, — без него никогда ничего бы не получилось».
Но в будущем он не собирался больше употреблять вино, потому что Анетта теперь узнала, как он ценит ее доверие. Она узнала, что его любовь чиста и искренна и что он вовсе не грязный самец, совративший ее.
Поддавшись внезапному порыву, он воскликнул:
— Анетта! Я мог бы быть сейчас мертвым! И никогда не испытал бы… этого. Не узнал бы твоей нежной доверчивости…
Она сжала его плечи в знак того, что все поняла.
Но тут перед глазами у него поплыл красный туман — и он не мог уже больше ни о чем думать.
Доминик шагал по дороге к Гростенсхольму вместе с тремя своими товарищами. — Дядя Александр сказал, что следующим летом мы встречаемся в Дании, в Габриэльсхусе, — произнес на ходу Никлас. — Это будет здорово, — улыбнулся Доминик. — Скорее бы пришло это время! — Мне тоже не терпится, — сказала Виллему. — Вон идут эти гнусные подонки из Свартскугена! Они всегда говорят всякие мерзости: о том, что поймают нас, разрушат Гростенсхольм и Липовую аллею. — Они только болтают, — сказала Ирмелин. Двое подростков весьма хулиганского вида преградили им дорогу. И, будучи старше всех четверых, они воспользовались этим. — Сопляки! — сказала девчонка. — Вы что, отбились от своей мамаши? Как бы ей не пришлось по вас плакать! Виллему, которая ничего не боялась, особенно, если рядом с ней были двое больших и сильных мальчиков, посмотрела девчонке прямо в лицо. — Почему бы тебе не отправиться домой, в свой свинарник, где тебе самое место? — Виллему, ты что? — испуганно произнес Доминик. — Ты не должна так разговаривать с этой девочкой! Она же не виновата в том, что бедная! — А кто виноват в этом? — молниеносно отреагировала девчонка. — Вы же сами! Ваши чертовы засранцы из Гростенсхольма! Мальчишка подошел к ним угрожающе близко. — Среди вас затесался швед? Путаетесь, значит, с врагами? Я расскажу об этом отцу! — Война уже закончена, — сухо заметил Никлас. — Заткнись, желтоглазый черт! Все знают, что твоя мать путалась с дьяволом! Ирмелин потихоньку подошла к мальчишке и, глядя на него своими мягкими глазами, грустно сказала: — Тебе нравится ранить других? Оба подростка растерянно уставились на нее. А Ирмелин продолжала: — Почему бы вам не прийти к нам в Гростенсхольм и не поиграть с нами? Вас угостят сиропом и печеньем… Мальчишка растерянно моргал, не зная, как ответить на это. Сестра же оказалась находчивее. — Вы думаете, нам охота играть с сопляками? Пошли вы все к черту! Схватив за руку брата, она перебежала с ним через дорогу. — Подождите, — крикнула она через плечо, — подождите, отец знает, как с вами со всеми справиться! — Уфф… — с дрожью произнес Доминик. — Не обращай внимания, — успокоил его Никлас, — они только трепятся… Виллему стояла и смотрела им вслед сверкающими глазами. — Когда-нибудь, — произнесла она сквозь зубы, — когда-нибудь мы подрастем и повзрослеем, мы, трое желтоглазых. И тогда уж мы покажем вам, свартскугенцы! Мы вам покажем!
Доминик шагал по дороге к Гростенсхольму вместе с тремя своими товарищами. — Дядя Александр сказал, что следующим летом мы встречаемся в Дании, в Габриэльсхусе, — произнес на ходу Никлас. — Это будет здорово, — улыбнулся Доминик. — Скорее бы пришло это время! — Мне тоже не терпится, — сказала Виллему. — Вон идут эти гнусные подонки из Свартскугена! Они всегда говорят всякие мерзости: о том, что поймают нас, разрушат Гростенсхольм и Липовую аллею. — Они только болтают, — сказала Ирмелин. Двое подростков весьма хулиганского вида преградили им дорогу. И, будучи старше всех четверых, они воспользовались этим. — Сопляки! — сказала девчонка. — Вы что, отбились от своей мамаши? Как бы ей не пришлось по вас плакать! Виллему, которая ничего не боялась, особенно, если рядом с ней были двое больших и сильных мальчиков, посмотрела девчонке прямо в лицо. — Почему бы тебе не отправиться домой, в свой свинарник, где тебе самое место? — Виллему, ты что? — испуганно произнес Доминик. — Ты не должна так разговаривать с этой девочкой! Она же не виновата в том, что бедная! — А кто виноват в этом? — молниеносно отреагировала девчонка. — Вы же сами! Ваши чертовы засранцы из Гростенсхольма! Мальчишка подошел к ним угрожающе близко. — Среди вас затесался швед? Путаетесь, значит, с врагами? Я расскажу об этом отцу! — Война уже закончена, — сухо заметил Никлас. — Заткнись, желтоглазый черт! Все знают, что твоя мать путалась с дьяволом! Ирмелин потихоньку подошла к мальчишке и, глядя на него своими мягкими глазами, грустно сказала: — Тебе нравится ранить других? Оба подростка растерянно уставились на нее. А Ирмелин продолжала: — Почему бы вам не прийти к нам в Гростенсхольм и не поиграть с нами? Вас угостят сиропом и печеньем… Мальчишка растерянно моргал, не зная, как ответить на это. Сестра же оказалась находчивее. — Вы думаете, нам охота играть с сопляками? Пошли вы все к черту! Схватив за руку брата, она перебежала с ним через дорогу. — Подождите, — крикнула она через плечо, — подождите, отец знает, как с вами со всеми справиться! — Уфф… — с дрожью произнес Доминик. — Не обращай внимания, — успокоил его Никлас, — они только трепятся… Виллему стояла и смотрела им вслед сверкающими глазами. — Когда-нибудь, — произнесла она сквозь зубы, — когда-нибудь мы подрастем и повзрослеем, мы, трое желтоглазых. И тогда уж мы покажем вам, свартскугенцы! Мы вам покажем!