Эмма Вермут Что клоун знает о любви

Вступление

Когда мое сердце воюет с моей головой, рождаются подобные истории.

Спасибо тебе, В., что в такой сложный этап моей жизни, стал причиной, по которой я снова могу писать. Все это — тебе.

1

Это был теплый сентябрьский вечер. Цирковая труппа остановилась близ реки и оборудовала привал: разместили около десяти небольших жилых шатров для главных артистов, развели костер, на котором уже кипел котел с ароматным рагу и укрыли большим брезентом остатки припасов, которые, планировалось основательно пополнить при следующей остановке.

Еще немного и начнется настоящая ночь. Солнце уже закатилось за верхушки деревьев и светило в спину артистам, которые разбирали свои пожитки. Небо постепенно темнело и начинали появляться первые звездочки.

У костра, вытянув озябшие руки вперед сидел клоун, силач и гимнастка.

Гимнастка, совсем юная девушка, с ярким сценическим макияжем, оставшимся после выступления, почти незаметно пыталась подвинуться к силачу, который явно не замечал ее намеков. Она поежилась, плотнее закуталась в дырявую потертую куртку, надетую поверх облегающего комбинезона, в котором она покоряла зрителей, подтянула колени ближе к груди и почти полностью погрузилась в неопрятную верхнюю одежду. Она стремилась прижаться к мужчине и положить свою голову на его широкие теплые плечи. Но после нескольких неудачных попыток, отстранилась и отвернулась. Глаза ее были наполнены слезами.

Она глубоко вдохнула и, с улыбкой, скрывающей слезы, осмотрела собравшихся вокруг костра приятелей.

Потом произнесла в никуда:

— Вечера становятся все холоднее.

Клоун, сидящий чуть поодаль от остальных, повернул в ее сторону голову и долго пристально рассматривал. В конце концов, ему это надоело, и он снова отвернулся. Он тоже не спешил менять свой сценический костюм на привычную одежду. Клоун разглядывал темнеющее небо и думал о своей клоунской жизни.

Кто вообще мечтает быть клоуном? И он не мечтал, но стал им и принял свою жизнь такой, какой она ему предстала: разукрашенной и нелепой.

Силач, громко вздохнув, достал из внутреннего кармана трубку и набил ее табаком, после прикурил от тлеющей ветки и передал трубку клоуну. Тот вдохнул едкий дым и не поморщился. Курение его успокаивало, но он стремился не пристраститься. Трубка через руки всех сидящих у костра перешла к гимнастке, которая лишь слегка затянулась и закашлялась.

Стало тихо. Так тихо в компании людей бывает только если все друг от друга устали, устали от совместной жизни, устали жить в целом. Клоун ковырял ботинком промерзающую зелень, силач разминал плечи, игнорируя холодные порывы ветра и дымил трубкой, а гимнастка… гимнастка плакала. И всем было наплевать. Все молчали.

Спустя четверть часа, силач поднялся с места и, смотря на клоуна в пол-оборота, сказал:

— Пойдем, Нед, наберем дерева, если не хотим замерзнуть этой ночью к чертовой матери.

Голос его был грубым, басистым, и Нед знал, что его давний коллега специально занижал его, и никогда не выходил из роли. Клоун встал и в этот момент стала очевидна их катастрофическая разница в росте. Нед опустил колпак на бревно, на котором сидел, и потер глаза, размазывая черную угольную краску по белой. На нем все еще был дутый клоунский костюм белого цвета, который, при предстоящем путешествии в лес, обещал покрыться следами от травы и грязи. Неда, это, в целом, не беспокоило.

Когда они отошли от кострища на достаточное расстояние, чтобы не быть услышанными, Нед спросил:

— Сэм, почему ты так с ней?

Его голос был чуть тише и выше, чем у силача, но совершенно не сходился с представлением о том, каким голосом должен обладать клоун.

— Как я с ней?

— Она в тебя влюблена. Ходит везде по пятам, стремится быть рядом. Почему ты не даешь ей шанс?

Сэм усмехнулся.

— У нее просто внизу чешется.

Нед замолчал. Ему просто нечего оказалось сказать на это.

— У всех у них просто чешется, — и пошел вперед.

2

Энни вышла на свою любимую поляну и собирала лютики. Лютики росли и около ее маленькой хижины в глубине леса, но ей совершенно не нравился отвар, который из них получался. Она приподнимала подол темно-бордового бархатного платья и шагала босиком по высыхающей сентябрьской траве. Было давно за полночь и становилось холодно, но Энни не беспокоилась: все нужно делать согласно правилам. Она срезала желтые цветки небольшим кованным кинжалом, на рукояти которого был изображен мотылек, и помещала их в специальные холщовые мешки. Дома она отделит пыльцу от лепестков, стебли от листьев и засушит каждую деталь отдельно. Часть цветов она будет долго перетирать на камне, разбавит водой и процедит через ткань. Сильным раствором можно помочь больному при проказе, слабым прогнать подкожных клещей. Если развести пыльцу лютика в воде, можно вылечить ячмень или убрать гной из старых ран.

Лютики, покрытые лунным светом, источали слабое теплое свечение. Они покачивались от слабого ветра и в ближайшее время грозились потерять все свои лепестки и отдать силу обратно земле. Эта ночь была одной из последних, когда Энни могла пополнить свои запасы на грядущую зиму.

Некоторые растения она выращивала зимой в горшках. Те, в которых необходимость была круглый год: солодка, вербена, имбирь, корица. Но росли они плохо, то ли от того, что Энни была способна только правильно их собирать и готовить, то ли от неволи, в которых содержались эти гордые растения.

С собой она также захватила пару веток полыни, но несла их уже в руках, потому что не было строгих правил сбора и приготовления настойки из полыни. Ею Энни лечила боль в животе и судороги. Полынь горько, но приятно пахла и впитывалась в пальцы, делая их зеленоватыми и душистыми.

Если полынью натереть домашнюю кошку, то она избавится от блох.

Остановившись посреди поля, Энни подняла голову к небу и засмотрелась на луну. Луна смотрела на нее в ответ, и Энни улыбалась. Она всегда улыбалась, и вот сейчас, устремив взгляд в бескрайнее небо, она не забыла поблагодарить землю и небо, что вырастили для нее лучшее сырье для отваров.

Земля лечит. И воздух лечит. Вода, огонь, свет. Все это являлось для травницы лучшим лекарством. Природа дарит человеку столько возможностей для лучшей жизни, но сейчас все ограждаются от природы тяжелыми засовами и дверьми, рубят ее, поворачивают течения рек, убивают. Энни смотрела на мир вокруг, улыбалась и знала: этот мир не будет обречен, пока есть такие светящиеся поля лютиков. Это ее успокаивало.

Обратно она возвращалась быстрым