ладонями голову, и глядит на меня так, будто хочет разглядеть получше мою душу и убедиться, что мне можно рассказать.

— Играть на сцене роль — это профессия, а играть роль перед коллегами и людьми — это другое. Лживость нашего мира — вот что заставляет страдать человека. В спектакле нет обмана, он правдив, потому что его герой не лжет, не лицемерит. Он уверен в себе, потому что его придумал автор. В жизни все по-другому. Существует актерство как профессия и актерство как образ жизни. Актерство в жизни, невозможность быть таким, как есть, в условиях среды, желающей видеть тебя другим, — именно это калечит душу.

Дядя говорит, что если бы я учила биологию, то знала бы, что это называется необходимостью адаптации к окружающей среде. Те, кто смог адаптироваться, становятся другими, а кто не смог, умирают от инфарктов.

Я смотрю на часы и вижу, что засиделась слишком долго. Как мало мы понимаем друг друга! Насколько мы все одиноки! Бурков, любимый всем русским народом, которому настолько не с кем поговорить, что он может довериться лишь дневнику. И дядя, забытый своими дочерьми и давно отдалившимися от него друзьями. Пожалуй, кроме меня и мамы никто не станет его слушать, некому больше высказаться, но и нам он не хочет ничего рассказывать.

Ветер вконец рассвирепел и теперь пытается сдуть всех, кто осмелился выйти из дома. И меня сносит, сдувает с дороги, заметает снегом, не дает идти вперед. Но я, упрямо стуча зубами и вздрагивая от попадающих за шиворот колючих снежинок, иду. Вот и лес. Сейчас я укроюсь от ветра и городского шума под густыми кронами сосен. Под убаюкивающее покачивание заснеженных ветвей и вечный сумрак я пройду наедине с собой. Лес, как старый друг, окружил безмолвным вниманием и неколебимым спокойствием.

Останавливаюсь. Ветра нет совсем. Здесь ему до меня не добраться. Медленно на землю осыпается снег. Земля белеет. Обветренные шершавые колонны сосен уходят вдаль. Удивленно вскрикивает позади меня невидимая птица, спрятавшаяся за частоколом бурых сучьев. Сверху слышится дробный стук. Это дятел. Размеренно шуршат в вышине пушистые темно-зеленые щетки. Звуки гармонично вписываются в величие леса и становятся единым целым. Все будет хорошо. Может ли быть иначе?

2005, ред. 2020