синапсы, соединяя между со­бой осколочные фрагменты растительности, меня переполняет радость – прав был Ясид: вода здесь действительно есть. Не знаю как, но я прозреваю замысловатую конфигурацию: изо­гнутое длинное горлышко, соединенное с лежащим значительно даль­ше громадным подземным озером. Вот почему гидрологи ее не на­шли: им следовало пробурить скважины на пару километров вос­точ­нее. Но кто ж это знал? И вот почему не повезло как Старому, так и Новому Лесу – от их локаций ни до горлышка, ни тем более до са­мого озера не дотянуться.

Не представляю, сколько все это длится. Время, как и по­ло­жено в импульсе взрыва, судорожно осциллирует – то сжимаясь в мгновение, то расширяясь до бесконечности. Но когда из-за го­ризон­та вы­ползает плазменный краешек солнца, я уже оказываюсь способным поднять из подземных почек первые лесные про­ростки: клейкие перышки их разворачиваются на­встречу све­ту. Пол­но­ценный лес я, разумеется, так же быстро вырастить не могу, на это понадобится не меньше месяца, но отчетливо чувствую, что он бу­дет, он теперь непременно будет. Встанут де­ревья и шелестящим пологом прикроют землю от не­выноси­мо­го жара, прорастет кус­тарник, запорхают над спасен­ной травой раз­но­цвет­ные бабочки, изменится кли­мат Поселка, транспира­ция – ис­па­ре­ние через листья и стебли – смягчит сухой воздух, он уже не станет, как наж­дак, обдирать легкие, да и сам Лес, накопив зеленую массу, начнет притягивать напол­ненные водой, тяжеловесные облака.

Трудно объяснить это необыкновенное состояние. Обычными человеческими словами его не выразить. Прорастать Лесом – это все равно что создавать симфонию необыкновенной сложности и красоты: каждая мелодия возникает в ней как бы сама собой, каждая нота тут же занимает предназначенное гармонией место. Ничто не сравнится с этим. Словно играет сла­женный, колоссальных размеров оркестр, где я одновременно являюсь и слушателем, и композитором, и музыкой, и дирижером.

Причем, симфония заполняет не только маленькую мою все­ленную, она омывает собой и весь «ближний мир». Через нее я начинаю как бы видеть все окружающее. Это, безусловно, не зре­ние в нашем обыденном смысле, но, тем не менее, я ясно вижу Мерт­вые Земли, пустыней раскинувшиеся на Юг. Я вижу потрескавшуюся твердую почву, исполинские столбы пыли на го­ри­зонте, бредущие неизвестно куда, крохотную группу бежен­цев, которая торопится укрыться от них, развалины городков, сквозь которые пробиваются кое-где колючки черного саксаула. Я также вижу наш дремотный Поселок: запорошенные пылью ули­цы, палисадники, заборы, дома, вижу крапиву в опуши стек­лянных иголок, вижу чахлые, скособоченные посадки на огоро­дах, вижу людей, которые кажутся мне тенями, отброшенными жарой.

Я знаю, что могу разговаривать с ними. Симфонии они, к сожалению, не услышат, но услышат мой голос – он будет эхом отдаваться у них в темных пространствах сознания.

Меня, несомненно, услышит Лелька, и я скажу ей, что я не умер, я по-прежнему жив. Я жив, Лелечка, поверь мне, я жив, я дышу! Я не перестал быть человеком, не бойся, просто я одновременно стал еще и чем-то иным. Для нас ничего не изменится, я всегда буду тебя любить.

Меня, конечно, услышит Ясид, и я скажу ему, что Комендант был абсолютно прав: с нашей линии фронта нельзя отступать ни на шаг. Нужно стоять, как бы нам ни было тяжело. Нужно дер­жаться, пусть даже положение кажется безнадежным. Погибнет Поселок – погибнет и город. Погибнет город – погибнет весь мир. Нам некуда отступать. Впрочем, я верю, что Ясид и без моих слов не отступит.

Меня услышат мигранты, готовящиеся к трудному переходу, им я скажу громко и ясно: не торопитесь! Через месяц поднимется Третий Лес, он восстанет, он закроет злосчастную брешь в линии фронта. Вихри Мертвых Земель перестанут иссушать на­ши посевы. Поселок будет существовать. Главное – у нас теперь есть вода.

И, разумеется, меня услышит Захар, и вот ему я скажу, что жертва, которую он лелеет, совершенно бессмысленна. Кровь не сделает мертвый такыр плодородным. Смерть не ста­нет источником жизни, им может быть только жизнь. Я на­помню ему о договоре, который мы заключили молчанием. Договор наш бессрочен и не подлежит пересмотру. Иначе дом его прорастет ядовитым лишайником, а вокруг, на подворье, выма­хает чертополох, опутав его непроходимыми железными зарослями.

И еще я скажу всем, кто захочет слушать меня, что мир вовсе не гибнет, он пытается преобразиться. И во многом от нас, от лю­дей, зависит, каким будет это преображение. Долгие тысячеле­тия человек требовал жертв от природы: он только брал, ниче­го не предлагая взамен, теперь природа просит у нас ответной жерт­вы и да­же не столько жертвы, а – помощи, которую мы вполне способны ей дать. Тут речь не идет ни о рабстве, ни о гос­подстве, ни о пре­небрежительном высокомерии, ни об уни­жа­ющем подчинения. Это будет равноправный, взаимный союз. Мы одарим природу ра­зумом, и она действительно станет для нас Вселенной, а приро­да в ответ одарит нас жизнью, и эта новая жизнь обретет органические черты вечности. Это вовсе не жертва, это – дань будущему. И если мы хотим выжить, нам следует это будущее принять.

А Аглае я прямо сейчас скажу, что ждать осталось совсем немного. Я уже здесь, я уже перебрался через провал Каменной Балки, я уже утвердился на другой ее стороне. Уже сочится по васкулярным клеткам вода, уже земля становится влажной – трещинки и капилляры в ней, набухая, уже проталкивают эту влагу к Новому Лесу. Уже течет к нему жизнь, и, ощущая ее, устремляются к свету побеги первой свежей травы.

Я скажу ей, что все это – уже скоро, скоро.

Остались считанные метры.

Остались считанные часы.

Мы опять будем вместе.

Мы соединимся раньше, чем пройдет над землей тысяча дождей.