«Дедские игры в двух измерениях» (Дедушки-4)

Глава 1

В. Перемолотов.

«Дедские игры в двух измерениях» (Дедушки...-4)

(Внутреннее время книги - Июнь 1974 года.)

1.

Темнота светилась…

Краем сознания я понимал странность этого ощущения, но темноту и впрямь пронизывали тускло красные волнистые линии, словно кто-то размотал клубок выцветшей красной шерсти и несильный ветер шевелил эти обрывки у меня перед глазами.

И абсолютная тишина.

Я не слышал ни звука, и поэтому вся это черно-красная фантасмагория походила на древнее, немое, неумело снятое цветное кино. Ленты и линии медленно переплетались, становясь то тусклее, то ярче, то шире, то уже. Какими-то ленивыми червяками одни уползали из поля зрения и снова возвращались, а другие крутились, свиваясь в медленные спирали.

Какое-то время я смотрел на все это ничего не понимая, но потом возникло новое ощущение. Пришла боль. Она не была огромной или нестерпимой, она просто была, и мне стало понятно, что мир вокруг не ограничен темнотой и цветом. Вокруг меня существует целый мир, а не только несколько тусклых красок.

Именно боль потащила меня из темноты. Линии стали ярче и в какой-то неуловимый момент темнота стала светом. Белым светом.

В этот момент я почувствовал себя живым.

Надо мной парил потолок. Белый, словно снег. Двигаться было необычайно тяжело и меня хватило только на то, что повернуть голову. Одного взгляда достало, чтоб понять, что я в больнице. Казенная кровать с белой металлической спинкой, стойка с капельницей и какой-то аппарат с круглым темным экраном, на котором пульсировала зеленоватая линия. Повернув голову в другую сторону, я увидел друзей.

- Как вовремя-то,- сказал Сергей, увидев мой взгляд, а Никита, уловив страдальческую гримасу, поинтересовался:

- Ты как?

- Живой,- неопределенно прохрипел я.

Я еще не соображал ни где я, ни когда я. Не до этого было. Немножко подумав, добавил:

- Рука болит…

С трудом повернув голову, я посмотрел туда, где болело. Руку, в районе локтя, охватывала марлевая повязка и из неё торчала игла. Сразу стало понятно, что за боль вытащила меня из темноты. Капельница.

- Хорошо, что только рука. Тебя тогда неслабо приложило…

Слова из меня вылезали с трудом, соображалось тоже не очень, и я не ответил.

Когда я понял, что я скорее жив, чем мертв, мне стало спокойнее. По ощущениям понятно было, что мне изрядно досталось, но ведь жив же! Несколько минут я, просто молча дышал. Друзья также молча смотрели на меня. Мне показалось, что они чего-то ждут и спросил:

– Я что-то пропустил? Что-то случилось? Грузовик? Столб?

Сергей с Никитой переглянулись.

- Он еще ничего не понял, - сказал один другому.

От этих слов веяло неприятностями и напрягся. Вот только что я чувствовал себя довольным жизнью от того, что выжил, не погиб под обломками, но от слов друзей внутри сделалось как-то нехорошо. Похоже было, что я что-то важное упустил.

- Чего я не понял?

- Ну-ка вспомни-ка чего-нибудь… - предложил Сергей.

- Что вспомнить?

Друзья молча смотрели, не пытаясь подсказывать. Я напрягся, наморщил лоб. Мыслей в голове вообще никаких не было. Казалось, что внутри, в черепе, что-то гудит, словно трансформатор работает… Трансформатор... Электричество… Столб… Током меня что ли ударило? Или просто столбом приложило? Что ж они, гады, молчат? Я же помню, как тот столб валился на нас. С трудом ворочая языком я заговорил перемежая каждые два слова вздохом.

- Берлин помню... С Ленноном виделись… Пиво пили… Столб помню...

Мысль о столбе заставила тело содрогнуться, словно меня снова шибануло током.

- Ты будущее вспомни.

Я неуверенно улыбнулся. В голове продолжало гудеть, но я успел удивился связке слов «вспомни» и «будущее». Вспомнить то можно только прошлое! Что-то такое шевельнулось, но мысль мелькнула хвостом и ускакала.

- Вспомнить что?

С внезапным раздражением Сергей почти крикнул.

- Что будет через год, помнишь? А через десять лет? А музыку помнишь?

Эти вопросы я попросту не понял. Они не имели смысла, да интересовало меня в данный момент иное.

- Мы где? И когда?

Не дождавшийся внятного ответа Никита сказал, глядя на Сергея.

- Он, похоже, вообще ничего не понимает… И не помнит.

- Столб помню,- напомнил я,- и грузовик. Берлинский. И Джона Леннона.

Сергей сожалеюще поморщился.

- Мы уже в Москве. В госпитале.

Друзья сидели рядом, и я только сейчас обратил внимание, что они одеты в одинаковые больничные халаты. Почему-то мне вспомнился кусочек «Небесного тихохода», тот момент, где герои песни песню, прогуливаясь по парку.

- Мы в военном госпитале? - уточнил я. – Где летчики? Почему?

Сергей повернулся к Никите.

- Похоже, что этот чертов столб на него не один раз, а, по крайней мере, дважды.

- Ага,- поддержал его Никита,- и оба раза на голову. А потом еще и грузовик по мозгам туда-сюда проехал…

Мне стало смешно. Я засмеялся и пожалел. Было весело- стало больно. Смешно и больно.

- Хватит ржать,- сказал я. – Больно же… Рассказывайте, что тут в конце концов происходит.

- Лучше ты расскажи, как себя ощущаешь?

Требовательный взгляд друзей заставил меня напрячься и попытаться честно ответить на вопросы. Дурнота в организме куда-то потихоньку уходила. Словно туман в мозгах развеивался.

- Я же говорю - живой, а остальное приложится.

- Тогда вспоминай.

- Что?

- Все что вспомнишь.

- С какого места?

- С какого вспомнишь.

- А это поможет? – усомнился я.

- Поможет, поможет,- ответил Никита. – Давай... Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

Я наморщил лоб, вспоминая прошлое. В мозгу перед мысленным взором потянулись картинки... Вот школа, музыка, концерты. Вот Фестиваль… Потом всплыло лица Андропова, Пугачевой… Люди они, конечно, приятные, но от воспоминаний здоровья у меня не прибавилось.

- Помню. Только чувствую все равно хреново…

- Лет тебе сколько? – влез Сергей, не выдержав. Дурацкий вопрос.

- Восемнадцать…

Друзья переглянулись. Я видел, что мой ответ радости им не прибавил.

- Вот и нам по столько.

Кто-то из нас изрядно тупил. То ли они, то ли я.

- А сколько должно было быть?

Я все еще никак не мог понять, что вокруг меня происходит.

- Мы остались одни,- сказал Никита. – Мы - одни. Мы теперь только молодые. Мы теперь не умные и не опытные. Мы ничего не помним о Будущем.

Каждое следующее «не» звучало все громче и громче.

И тут я вспомнил ВСЕ.