сразу можно говорить жопе до свидания.

На шкуре игоши видны неровные шрамы. Судя по их количеству и белизне самых старых, можно решить, что игоше не меньше полусотни лет. Ого, да он опытный. Это ещё хуже!

Меня он не видел, увлеченный ужином. Сейчас для него существовала только голубоватая дымка и та энергия, которую она давала. Я бесшумной тенью скользнул к дверям. Мелкая соль беззвучно перекрыла выход, такая же соль легла на подоконник чуть раньше.

Клинок здоровенного ножа не блеснул в темноте, масло против проклятых затемнило лезвие. Я приготовился метнуть его так, чтобы сталь вошла точно между двумя широко распахнутыми глазами. Всего секунда и от маленького чудовища останется только ком дурно пахнущего мяса. Всего секунда и…

Моя рука опустилась. Нет, я не пожалел мелкого засранца, я был готов метнуть нож прямо сейчас, но… Я увидел, как игоша прижался щекой к бессильно упавшей руке женщины и тихо проурчал: «Ма-ма…»

Мама? Мне не показалось?

Нет, я бы мог перекреститься, чтобы на всякий случай проверить. Конечно, крестное знамение ничего для меня не значит, тем более что я точно знаю, что боги существуют. Однако, лишнее движение может привлечь внимание. Я обратился в слух…

— Ма-ма-а-а… — уже явственнее проурчал игоша.

Вот жеж зараза! И ведь надо так вляпаться!

Я успел возблагодарить небеса за то, что удержали мою руку от броска. Если бы сталь вонзилась в небольшую головку игоши, то вряд ли я смог выйти из этой палаты без повреждений. А может быть ещё и роженица пострадала бы… Превратился бы поганец в здоровенного монстра и чтобы его успокоить, пришлось бы половину роддома разнести!

Игоша признал роженицу за мать, а это означает только одно — он почуял родную кровь. И ради защиты этой крови монстрик будет сопротивляться до последнего. Говорить о том, что я спасаю её от него самого — бесполезно. Игоша будет спасать родную кровь и точка.

Судить о самой роженице не берусь, но кто-то из её родни сотворил этого мелкого поганца. И вот надо же так совпасть, что игоша наткнулся именно на неё. Именно в день зимнего солнцестояния. Именно тогда, когда я захотел сделать доброе дело…

Ну да, доброе дело с расчетом на дальнейшее вознаграждение, но всё-таки доброе!

Эх, чудны переплетения судеб…

— Эй, маленький герой, — шепотом позвал я.

Игоша встрепенулся, тут же перевернулся и чуть слышно зарычал. Его спина выгнулась, а позвонки проступили сквозь кожу гребнем дракона. Вырвались наружу длинные когти, а сам он подобрался для прыжка, как кошка. В больших глазах плескалась чернота безлунной ночи.

— Подожди, не торопись, — шепнул я. — Не тревожь маму. Пусть она немного поспит.

Игоша посмотрел наверх, на кровать.

— Ма-ма, — проурчал он негромко, а потом прорычал в мою сторону. — Ухо-ти-и…

— Я не уйду. Ты знаешь, кто я?

— Ведь… мак, — с трудом прорычал игоша. — Убий… ца…

— Да, я ведьмак. И я тоже, как и ты, в своё время был предан родителями. Мой отец был чудовищем, каких поискать. А мать умерла при родах. В этом мы с тобой схожи. Мы как братья по несчастью. И я хочу тебе помочь…

— Ма-ма, — снова протянуло маленькое чудовище.

На его спине понемногу втянулись позвонки. Когти наполовину убрались обратно.

— Да, она похожа на твою маму, но это не она. А ты… ты полюбил её? Хочешь всегда быть рядом?

— Ма-ма, — медленно кивнул игоша. — Защи… та… ма-ма…

— Да, ты сможешь защищать её всегда. И никто не посмеет её обидеть. Но мне нужно помочь тебе. Пока ты находишься рядом с ней в таком виде, она будет чувствовать себя плохо, а потом и вовсе умрет. Но ты можешь измениться. Я могу помочь тебе, игоша. Могу помочь стать чуром…

— Чур? — тут же позвонки вновь проступили сквозь кожу.

— Да, ты переродишься и всегда будешь рядом со своей мамой. А так… Ещё две ночи и она умрет, — как можно тише сказал я.

У игоши хороший слух. Он услышит меня. Да, мозгов немного, но их должно хватить, чтобы признать мою правоту.

Чур это создание вроде домового. Только если домовой охраняет дом, то чур охраняет человека, к которому прикипел душой и сердцем. Хороший защитник, хороший и заботливый.

— Тебе решать. Или дашь маме умереть, или переродишься сам, — снова воззвал я к голосу разума.

Игоша оглянулся на лежащую женщину, потом посмотрел на меня. Снова на женщину, снова на меня.

— Слово? — неожиданно четко проговорил он.

— Моему слову нет веры. Но сейчас я говорю не губами, а сердцем. Я желаю добра этой семье и этой женщине. Ты будешь хорошим чуром… Ты можешь мне не верить, но подумай сам — я не бросил в тебя нож, хотя не промахнулся бы. Я хочу добра твоей маме. Хочу добра тебе. Мы похожи…

Когти втянулись. Большие глаза моргнули. Он протянул мне ручку и кивнул.

Он поверил мне! А это уже что-то!

Если уж старый и битый жизнью игоша решился поверить ведьмаку, самому лживому существу на свете, то значит, что он действительно полюбил женщину на койке. Полюбил и, понимая, что его любовь в конце концов убьет её, решился переродиться.

Я аккуратно взял ручку игоши в свои пальцы и тихо пожал её. Игоша залез ко мне на вторую руку и приник к груди. Он был холодный, как кирпич за окном, и такой же шершавый.

Пришлось его погладить по плечу, чтобы установить более тесную связь. После этого показал на окно:

— Идем, ты ещё сюда вернешься, но сейчас нам надо уйти…

Он посмотрел ещё раз на лежащую женщину. Сейчас она немного успокоилась. Испарина ушла с мокрого лба, но волосы ещё оставались приклеенными к коже. В свете с улицы она казалась спящей царевной и только объемный живот показывал, что загадочный принц не только целовал её.

Да, в детской сказке принц своим поцелуем будил принцессу, и она очухивалась от долгого сна. Однако во взрослой версии коронованный прохвост не побрезговал воспользоваться состоянием девушки и заделал ей ребятенка. А уже после того, как ребятенок покинул мамкино нутро, то сосательным рефлексом вытянул заколдованную занозу от веретена из пальца спящей мамашки. Потом принцесса нашла папашку своего сынка и заставила жить с ней долго и счастливо.

Так вот сейчас женщина походила на эту самую принцессу из взрослой версии. Я положил ей под подушку несколько сухих листочков земляники — так роды пройдут легче. Листочки взял на всякий случай заранее, всё-таки в роддом собирались.

— Идем, — прошептал я.

Игоша понятливо перелез на спину и вцепился мне в воротник куртки. Смахнув уже не нужную соль, я взобрался на подоконник и, спустя минуту, спрыгнул на снег.

— Это кого ты ещё приволок? — пробурчала Чопля. — Что за хрень лупатая на воротник прилипла?

— Лети домой и притарань мою сумку со