думал, мы друзья! А ты… ты… сволочь ты поющая! Вот!

Поющая сволочь бросила затравленный взгляд на единственный выход и, зажмурившись, взмолилась:

— Не убива-а-айте меня! Я вам еще пригожусь!

— В качестве мяс-с-са? — скептически хмыкнула паучиха.

Глазки у осла забегали, мысли в голове сменяли друг друга так быстро, что если прислушаться, можно было различить едва слышное гудение. И тут в толпе перед сценой снова раздался голос очарованного балладой стражника:

— Да клянусь… уху… точно принцесса! Заколдованная! Нет… уху… не брешет! Я сам видел!

Что именно он сам видел, уже было не разобрать, торжествующий вопль бессовестного животного заглушил все посторонние звуки:

— Я отведу вас к колдуну!

Спутники переглянулись, и Люссся нехотя отступила.

— Веди.

Уже на выходе, когда хоблин и его скакун, тихонько переругиваясь, обсуждали предстоящий маршрут, паучиха вороватым движением сунула в тюк потрепанный песенник в кожаном переплете. Дурак, конечно, и вообще осел, но это первые стихи, которые кто-то написал для нее. Как тут не растаять?