что, в качестве временной меры, мои финансисты считают в солидах, но когда мы полностью заместим золото и серебро нашей валютой, душендором. Название рабочее, может измениться… хотя кого я обманываю? Мне нравится это название, поэтому склонен оставить его.

Пластиковые душендоры, по мнению Петра Игоревича Фролова, моего министра финансов, захлестнут местную торговлю, но только при условии, что мы докажем местным, что валюта стабильна и действительно обеспечивается золотом, хранящемся в самом надёжном из хранилищ.

Хранилище, мой Форт-Нокс, уже выкапывается на месте недостроенного здания супермаркета. Стояночники всерьёз рассчитывали закрепиться тут навсегда, но с супермаркетом, конечно, дали маху. У них не получилось наладить нормальных взаимоотношений с местными, им не удалось зачистить окрестные территории от шастающих диких мертвецов, поэтому ни о какой стабильной доставке товаров речи быть не может. Кирич смотрел на этот мир не так, как надо было…

Я же позаботился не только о продовольственной безопасности, но ещё и о налаживании торговых связей с соседями, поэтому если кому-то и строить первый в этом мире, за многие сотни, а то и тысячи лет, супермаркет — так это мне. И я построю. Потом как-нибудь.

Возведём хранилище, поставим там круглосуточную охрану и начнём отгружать туда золото, которое уже отливается в слитках.

Я собираюсь строго придерживаться золотого стандарта, потому что только так мои душендоры завоюют репутацию нерушимой валюты, равной стоимостью золоту.

Масштабы местных экономик слишком маленькие, чтобы аналог Бреттон-Вудской системы начал рушиться под собственным весом. Фролов уверяет меня, что если мы не начнём азартно гонять лысого с бесконтрольной печатью ничем не обеспеченных денег, то, по его оценкам, система может успешно существовать свыше сотни лет, а то и гораздо дольше. Жизнестойкость системы сильно зависит от того, насколько успешно мы построим тут капитализм.

Суть капитализма — это наращивание масштабов производства, бесконечная экспансия, нацеленная на максимизацию прибыли. Только это, только бесконечное развитие производственных мощностей и масштабов экспансии.

Условий для конкуренции между моими террариумными капиталистами я ещё не создавал, но это вопрос времени. Когда настанет благоприятный момент, я ослаблю поводок, чтобы дать им сцепиться в борьбе за не такой уж и большой рынок нашего маленького государства.

Но это будет так, затравка, чтобы не расслаблялись. Погрызут друг друга немного — я затяну поводки и направлю их на экспансию на внешние рынки.

Самое забавное, что для экспансии на внешние рынки совершенно необязательно лично куда-то ехать. На юге моей маленькой республики, когда закончится всё это дерьмо с великим крестовым походом на злодейского и злокозненного лича, будет учреждена свободная экономическая зона. Там не будет никаких налогов, никакого участия государства, но зато очень много места для кучи преуспевающих бизнесов.

Это будет подобием китайских специальных экономических зон, где вся экономика будет твориться без моего участия, сугубо на основе воображения и смелости дельцов. Я создам этот уголок дикого капитализма, чтобы получше его изучить, подробно, основательно, с далеко идущими выводами.

Надо ведь понимать, что я — не эксперт экономист и не обладаю ясновидением, чтобы заранее знать, как наложится на местный феодализм с магической спецификой эта новая для обитателей мира экономическая формация. Лучше изучить её в безопасных лабораторных условиях и своевременно разрабатывать контролирующие меры, чем рисковать напрасно и пускать этот пиздец к себе домой.

Если не контролировать новоиспечённых промышленников, стремительно наращивающих производство всякой всячины, на дарованных мною примитивных мощностях, эти ребята долго думать не будут и нащупают столько способов всё обосрать…

— На пороге стоит пиздец, — произнёс я. — И они точно пустят его в дом…

Сажусь на Когосаки ВН1600 Минстрик, приведённый в образцовое состояние, и сходу мчу к вратам, встречать Бориса.

Душанбе — это маленький и уютный город, поэтому я молнией пролетел через его главную улицу, попутно облетая телеги с грузами, ведомые немёртвыми.

Промышленник Борис, вместе со своим семейством, ожидал у врат, боязливо посматривая на сверкающий чёрный трёхсотый Крузак, пригнанный специально ради этой встречи. Впрочем, очень быстро все присутствующие перевели взгляд на меня, резко затормозившего и остановившего мотоцикл почти у самого бампера внедорожника.

— Рад видеть вас в нашем гостеприимном стольном граде! — откинул я подножку и спрыгнул с мотоцикла.

«Гостеприимный» — это лукавство с моей стороны. Душанбе гостеприимен только для тех, кто прошёл суровый имущественный ценз, как это сделал Борис, а остальные могут лишь мечтать о постоянном проживании в столице. Могут, но не мечтают — у Душанбе сейчас не очень хорошая репутация, потому что относительно недавно здесь были владения оборотней. Но это ещё ерунда, ведь затем оказалось, что тут завёлся целый лич, который точно тронулся умом. Очевидно же, что лич должен убивать людей и похищать их трупы, а не строить какой-то непонятный город, в который смогут попасть только богатейшие.

Впрочем, элитарный статус города, где будет всё, очень быстро изменит отношение общественности…

— Долгого царствования тебе, величайший из повелителей… — в пояс поклонился Борис.

Выглядел он как классический купец, который ещё не понял, что времена изменились и прошлое закончилось. Вместо отороченного мехом цветастого кафтана он носит японские джинсы и хлопковую рубашку, но на голове его всё та же меховая шапка, украшенная алюминиевыми значками, которые клепает наше душанбинское производство.

Мы нашли в Асахикаве производство юбилейных медалей, брелоков, значков и прочей символической бижутерии. Переделать это во что-то полезное не получилось, поэтому я решил, что можно заработать денег на сложных украшениях, то есть на их массовом производстве.

Местные не знают значения этих медалек и прочего, поэтому покупают их как всамделишные украшения из необычных материалов. Томпак, чистая медь, алюминий, железо — мы экспериментируем со всем, но особым спросом пользуются железные брелоки, потому что сталь — это жестокий дефицит. Не для нас, но для всех остальных.

Вдобавок к производству, мы ещё и осторожно распродаём оригинальные безделушки с разграбленных складов. Оттого мне до сих пор забавно разглядывать прохожих в Фивах…

А шапка Бориса сейчас чем-то напоминает головной убор хиппи: тут и значки с