надежды.
– Мишель…
– Знаю, Лидия. Я все понимаю.
– Я сейчас в Руасси. Улетаю на несколько месяцев.
– Правильно.
– Я слушала твои молитвы всю ночь, и… там слишком большой размах. Слишком много места для меня. Ты возвысил меня, а я простой человек. Боготворить – не значит любить. Ты возводишь соборы, а я помещаюсь в двухкомнатной квартире, восемьдесят квадратных метров. Ты потерял женщину, которая была для тебя всей жизнью, и теперь пытаешься свою жизнь превратить в женщину. Она оставила тебе несметное богатство. Я чувствовала бы себя уверенней, будь ты победнее: тогда ты мог бы больше отдать. Я знаю, невыносимо жить без любви. Однако это всего лишь такой способ жить. Я прекрасно понимала, что делаю. Я была так несчастна, что мне необходимо было помочь кому-нибудь. Я попыталась помочь вам обоим. Это эгоизм с моей стороны, знаю… И еще. Ты говорил о братстве, помнишь…
– Конечно. Это единственное, на что никогда еще не решались мужчина и женщина. Не приспособлены.
– Я не хочу превращать любовь в служение. Это слишком тяжкий груз.
– Но это наш единственный груз. Не плачь.
– Мишель, так жить невозможно.
– Да? Тогда ты правильно делаешь, что плачешь.
– Женщина не может жить только мужчиной, а мужчина – только женщиной.
– Ничего не могу поделать. Ты для меня биологическая необходимость. На клеточном уровне.
– В тебе скорее говорит твоя вера, абсолютная, отчаянная и дикая, нежели то, что мы вместе можем сделать с нашей судьбой…
– Да.
– Когда находишь в человеке такую потребность любить, то уже перестаешь понимать, существуешь ли ты для него сама по себе, любят ли тебя или ты просто предмет культа… Я тоже должна жить. Я не хочу принимать твою религию. Нам не нужно никого боготворить, Мишель. Обожествление всегда требует святости, а святость… нас уже ею закормили. Мы сыты ею по горло, и, может быть, шлюхи сегодня имеют в большей степени право голоса и могут больше нам сказать, чем святые.
– Ты, как я вижу, пережила ужасную ночь.
– Я ее пережила, Мишель. И еще я помогла другой женщине. Теперь я уезжаю. Уезжаю, потому что ты пьян от горя и потому что я даже не знаю, кто ты на самом деле. Слишком много сейчас отчаяния, паники в тебе… да и во мне. Так было бы слишком просто. Однажды, когда мы уже начнем потихоньку забывать о пережитом, когда мы опять станем собой, мы встретимся… и познакомимся заново.
– Отрезвев…
– Да, и все будет гораздо сложнее. Мы посмотрим друг на друга, скрывая удивление. Ты скажешь про себя: «Не может быть!» А я: «Нет, это не он, это невозможно…»
Она рыдала. Я был счастлив. Мы уже вместе.
– Лидия, уезжай и ни о чем не тревожься. Уезжай так далеко, как только сможешь. Не возвращайся, пока не улягутся твои сомнения. Встречайся с другими. Живи случайными знакомствами. Не бойся, это ничего. Я жду тебя, когда бы ты ни вернулась.
– До скорого. Можешь жить у меня, если хочешь.
– Нет, представь себе, я не выношу иллюзий. Уезжай. Я постараюсь отрезветь.
Она рассмеялась:
– Смотри не перестарайся.
– Можешь не волноваться.
Выйдя на улицу, я остановился перед цветочной лавкой. «Какие цветы она любила? – Все». Ей нравилась сирень, но нам придется подождать до весны. А сейчас мне нужно было дотащить свое тело до дому, помыть его, накормить, одеть во все чистое и поместить в витрину, к остальным таким же, может, оно еще послужит. Прохожие как-то странно смотрели на меня: призрак мужчины без женщины казался чужим в этих краях. Сквозь крыши проглядывало другое солнце. Я чувствовал, что мир пытается снова втянуть меня в свой круговорот, но это уже было делом вечности, вселенной, космического времени, а небо притворялось, но его выдавала необъятность, потому что настоящее небо – маленькое, с ладонь. Я удивился, увидев вокруг столько достойных и гордых мужчин, чьи взгляды не просят подаяния, столько женщин, в чьих глазах нет мольбы. На тротуаре какая-то девчушка в задумчивости глядела на свалившуюся с ноги туфлю, которую она старалась снова надеть. Трудная задача, без посторонней помощи не обойтись. Она подняла голову и серьезно посмотрела на улыбающегося господина, склонившегося над ней: он мог пригодиться.
– Никак не могу надеть туфлю, – сказала она. – Попробуй?
Я встал на колено и прекрасно справился с заданием. Белокурый восторг коснулся моей щеки, и я почувствовал такое нежное, легкое дуновение, что закрыл глаза.
– Спасибо, ты хороший. Я живу напротив.
Она внимательно посмотрела на меня и решила, что я еще на что-нибудь сгожусь. Взяла меня за руку.
– Идем, – сказала она. – Я помогу тебе перейти улицу.