приказа.

Воины Замолея долгие шестнадцать часов пытались захватить крепость «Лунный свет», но всякий раз защитникам крепости удавалось отбить их атаку. От многочисленного отряда осталось всего тридцать человек, но и защитники крепости понесли серьезные потери.

— Отталкивай лестницу, Олус, — командовал раненый в грудь Крус. — Копьем упрись и дави… Эй, — крикнул он стрелку на башне, который убил большую часть воинов противника. — Солер, они уже в мертвой зоне, у самых стен… — Одноглазый Крус тяжело вздохнул и с трудом поднялся на ноги и тут же на стену оперлась ещё одна лестница. А через десять секунд показалась голова в шлеме с бармицей.

Ткнув противника копьем в лицо, Крус бросился на помощь Олусу, но опоздал. Вылезший на стену мечник закрылся от копья юного лучника щитом, а в ответ нанес удар своим клинком ему по голове. Недолго думая, капрал швырнул свое копье во врага и то с вязким, чавкающим звуком пробило его правый бок, отчего мечник сделал шаг назад и перевалившись через защитное ограждение, с криком упал вниз.

Что было дальше, капралу Крусу Одноглазому, командиру отделения стрелков гарнизона крепости «Лунный свет», уже было неведомо, так как оказавшийся у него за спиной расторопный противник, одним махом срубил его буйную голову с черной повязкой на левом глазу. Но контуженный и дезориентированный Олус, сквозь кровь, сочащуюся из-под шлема, как сквозь туман видел рослую фигура в форме стрелка гарнизона, оказавшуюся возле него. Щелканье тетивы слилось в один сплошной звук, а стрелы поражали нападающих противников, не давая им приблизиться на расстояние удара. От кровопотери и травмы головы, Олус потерял сознание, и уже не видел, как стрелок, после того как его колчан опустел, откинул в сторону лук и подобрал с каменных плит два меча. Он закружился в танце смерти, под аккомпанемент свиста мечей и крики боли поверженных врагов…

* * *

— Ваше благородие, господин лейтенант! — в палатку командира гарнизона, разбитую на лесной поляне на полпути к городу, вбежал запыхавшийся разведчик. — Враг не смог захватить крепость. На башне по-прежнему развивается знамя братьев- «хищников».

— Ты в этом уверен? Кстати, тебе по дороге не попалось отделение стрелков капрала Круса?

— Уверен, господин лейтенант. Я, как вы мне и велели, залез на один из пиков хребта и весь день, следил за действиями противника. А также за отделением наших стрелков!

— Что? Крус остался в крепости?! Вот наглец, да я за это дело под трибунал… нет, сразу на виселицу!

— Не получится, ваше благородие, капрал погиб в бою.

— Один чёрт, мертвого повешу!

— Ему отсекли голову, ваше благородие.

— Вот проклятый наглец! — лейтенант витиевато выругался и успокоившись, потребовал, чтобы разведчик продолжил свой рассказ.

— Наши стрелки дрались как настоящие львы. Отряд врага множество раз пытался проникнуть на стену, что он только не придумывал, но наши ребята всякий раз отбивали их атаку. Если бы наши мечники были тогда на стене…

— Они бы все погибли! — перебил его лейтенант. — Не надо тут умничать, докладывай по существу!

— Лучше всех стрелял и бился Солер. На него было жутко смотреть, особенно когда он взял в руки мечи и принялся крошить мечников маркиза Бренье. Никогда бы не подумал, что он мастер меча.

— Солер? Солер? Солер? — лейтенант задумчиво потер переносицу. — Что-то не помню такого мечника в своем гарнизоне…

— Он стрелок, ваше благородие!

— Стрелок рубил профессиональных мечников? Всё ли у тебя в порядке с головой, не перегрелся ли ты на солнце?

— Истину говорю, господин лейтенант. Пусть Мора заберет мою жизнь прямо сейчас, если я лгу.

— Хорошо. Но хоть убей, я не могу вспомнить этого Солера. Ни в турнире стрелков, ни в турнире борцов, даже в турнире кулачных бойцов этот Солер не принимал участия. Я бы это запомнил!

— Да он трусоват малость, ваше благородие, — вполголоса произнес разведчик. — Но помнить вы его должны, высоченный такой, жилистый лучник с вечно недовольным лицом…

— Хм, точно, помню такого. Ни рыба, ни мясо. Он был одним из тех, кто притащил утопленника… так значит, говоришь, что трусоват, но дрался как лев?

— Так точно, господин лейтенант!

— А тебе не кажется, что в твоих словах присутствует две взаимоисключающих вещи?

— Никак нет, ваше благородие. Крыса, она же в драку с котом никогда не лезет, трусливо убегает. Но если у нее нет выхода, она дерется пуще льва!

— Ладно. Пусть так. И чем же закончился штурм моей крепости?

— Все убиты, Солер ранен. Командир наших врагов оказался очень серьезным фехтовальщиком, сумел задеть мечом ребра нашего славного Солера, но это ему не помогло. Длинный срубил ему голову и водрузил её на древко копья.

— Немедленно командовать общий сбор, — громко приказал лейтенант, выйдя из палатки на свежий воздух. — Мы возвращаемся в крепость, на помощь нашим стрелкам. По моим расчетам, враг не должен сейчас ожидать нашего появления, и мы обрушимся на него всей своей мощью.

— Их слишком много, господин лейтенант, — подал голос капрал Ремус Жестокий, командир отделения мечников. — Они задавят нас количеством. Зачем так рисковать?

— Немедленно выполнять мой приказ, капрал! Седлайте лошадей, мы возвращаемся. Я жажду битвы, я хочу сойтись лицом к лицу с врагом и пролить его кровь! Оставьте мою палатку здесь, нельзя терять ни минуты!

— Слушаюсь, господин лейтенант! — рявкнул капрал, вытянувшись в струнку, а затем вполголоса произнес своему старому другу. — Я всё недоумевал, почему у лейтенанта прозвище Храбрый, теперь понятно, почему. Мужик-то со стальным стержнем оказался!

Через пять минут конный отряд скрылся за горизонтом, и никто даже не подумал сунутся в палатку лейтенанта, в которой остывал труп разведчика с перерезанным горлом.

* * *

— Господин лейтенант, мы нашли Солера, он в каземате.

— Что он там делает? — удивился лейтенант.

— Наверное, хотел перетащить туда раненых бойцов маркиза Бренье, — предположил Ремус. — Но из-за полученной травмы головы, потерял сознание и потому, так там и остался.

— Много раненых?

— Одиннадцать человек, — ваше благородие. — Трех тяжелораненых я приказал добить. И ещё…

— Что? — встрепенулся лейтенант. — Что ещё?

— Малыш Олус, сын Круса Одноглазового. У него контузия, но день-два и он встанет в строй.

— Где он?

— Я приказал доставить его в лазарет.

— Ты понимаешь меня, стрелок? Хорошо слышишь? — лейтенант присел на табурет возле койки Олуса. Его голова была перевязана, а на бледном лбу выступили бисеринки пота.

— Да, господин