мудрые старцы. А еще в питомнике предупреждали, что многие из попаданцев неотличимы от местных жителей, и на первых заданиях каждый из выпускников испытает стыд, вину, страх, что ошибся и убил не того.

— Потому вас приставят к опытному орденцу, чтоб вы не натворили глупостей.

Карницкий, как и его сокружники, тогда вознегодовал. С какой стати он должен жалеть попаданцев? Почти все в питомнике так или иначе пострадали из-за них, многие потеряли близких, некоторые и вовсе остались сиротами. У него самого хотя бы отец был.

А сейчас юноша не знал, смог бы он выстрелить в того мальчишку. Ведь из его слов получалось, будто он не хотел никуда попадать, так случайно вышло.

— Карницкий! Адриан! — окрик Марчука привел младшего в чувство.

Тот склонился над бумагой: «74 год от Шестимирного собора. Месяц цветень, 35 день. Пришел зов из деревни Костовка, что в сорока верстах от города Старополье, мол, появился из болот чужак в диковинной одежде…».

А Аверий тем временем строжил старика.

— Почему у поезда никто не встречал? Сам же говоришь, что пересказывали вам уклад! Да и в доме твоем он должен храниться. Грамоту же знаешь?

— Знаю, как не знать, — оправдывался тот. — Да мы не ждали скоро. Вешко же не воротился пока! Пока туды, потом обратно, так ден шесть бы прошло.

— Вешко твой пусть сам на телеге трюхает. По укладу в пять дней мы должны прибыть. Любому дурню ясно, что мы на поезде приедем. А с едой что? Чуть не подох чужак-то! Даже воду свежую не налили.

— Ну откуда ж у нас столько еды, чтоб кажый дён менять! Цветень же месяц, не урожайник. Да и не было здесь никогда чужаков. Я и на жарник едва уговорил людей.

— Пусть каждая изба в свой черед готовит и несет в жарник. Разносолы не надо, хоть отруби сварят, день простоит, потом свиньям скормить или курам. Потом другая изба варит. И воду хоть раз в неделю менять! В другой раз приеду, самого заставлю пять дней в жарнике отсидеть! Понял?

— Понять-то понял. Да чего их, нелюдей, кормить? Все едино — сжечь.

— А если б то не чужак был? Если б городской чин прибыл? Или купчишка какой от дороги отбился?

— Так что же я, совсем дурной? Нешто я чужака не узнаю?

Карницкий поднял голову и увидел, что Аверий надвинулся на старика. Того и гляди, ударит.

— А узнаешь? В Ордене три лета учат тому, а ты сразу и отличишь? Почему не спросил знак показать? А вдруг, пока орденцы сюда от поезда топали, на них чужаки напали, раздели, ограбили да еще и пытали день? И сейчас перед тобой не орденец Аверий Марчук, а чужак, в его одежды обряженный?

— Чур меня, чур! — старик размашисто сделал знак, отгоняющий злых духов.

— Значит, так. Сегодня-завтра к вам прибудут орденские служки. Их кормить-поить, на постой взять. Покажешь им, где того чужака увидели. Часто первый прокладывает путь следующим, так что они постерегут, пока путь не закроется. И чтоб новый жарник построил! Крепкий и хотя бы на пятерых.

Грамотей мелко кивал и пятился.

«Уж не перестарался ли Аверий? — подумал Карницкий. — В следующий раз ведь не известят город, а сами спалят потихоньку. И хорошо, если сожгут попаданца, а если коробейника или путника?»

— Но за то, что делал всё по укладу, будет тебе награда. Кого учишь на замену?

— Внука, — вздохнул старик. — Сына учил, но тот помер.

— Лето учебы Орден возьмет на себя. Как вернемся в город, отпишем наверх, будет деревне облегчение.

— Ох, благодарствую! Благодарствую! А то тяжеленько выходит. Много берут за учение, уже люди косятся на меня…

Марчук не был в настроении выслушивать разглагольствования деревенского грамотея, потому резко того оборвал:

— А сейчас готовь нам двух коней, а лучше трех, и чтоб кто-то показал дорогу до станции. Хоть почтовой, хоть железной.

— Так ведь это… доберетесь ли до ночи? Может, у нас заночуете, а уж с утреца…

— Где станция?

— В соседней деревне. Оно там получше, и постоялый двор есть, и почтовая станция. Поезд каждую неделю встает, так ведь скоро темнеть будет.

Марчук все же добился, чтоб им дали коней, при том не самых негодящих. Значит, не столь уж нищая деревушка-то, раз были верховые кони с уздой и седлом. Мальчишка верхом сгонял до железных путей, забрал саквояжи. Орденцы же успели поесть, Карницкий даже половину листа написал.

Когда посыльный вернулся с вещами орденцев, те уже были готовы отправиться. Карницкий легко взмыл в седло, проверил, на достаточную ли длину опущены стремена, скривился, что надел сапоги без каблуков. Конь сразу почувствовал опытного наездника и баловать не стал. Марчук же забрался на спину своей кобылы с крыльца, тяжело перевалил ногу, кое-как нащупал стремя и жестковато взялся за уздечку. Впрочем, ездить он умел, хоть и не был столь привычен, как его подопечный.

Карницкий заставил коня пройти по кругу, напоследок оглядел деревушку, где впервые встретился лицом к лицу с чужаком, и поскакал вслед за Марчуком и провожатым.

Дело об украденных штанах и двух мертвых зайцах. Часть 1

Когда-то орденский дом находился на окраине города, стыдливо прячась за небольшим леском. Но шли лета, Старополье разрасталось. И нынче на месте грунтовой дороги проходил мощёный тракт, вокруг незаметно встали дома, поначалу скромные деревянные, потом кирпичные в два-три яруса. Появились разномастные лавочки, по утрам одуряюще пахло сдобной выпечкой, мерно стучал молоточком сапожник в мастерской, собаки лаяли на проезжающие повозки, тоненькими голосками бранились дети, споря, чей черед водить. На соседних улицах их били, обзывая орды́нцами, те же не уступали, давали отпор и сами ходили в атаку на навозников и кожемяк.

В орденской слободке не хватало лишь нищих и убогих, боялись спасовы люди орденцев, обходили стороной. Пусть чужаков-иномирцев почти никто из обывателей не видел воочию, но хватало одних разговоров, чтобы породить жгучий страх, который постепенно стали испытывать и перед самими орденцами. Давно и прочно вошли в жизнь слухи, что те любят хватать бездомных, тащить в жуткий подвал и пытать до смерти, чтобы их кровью закрывать двери из других миров. Вроде бы дело-то полезное, но отдавать свою кровушку за-ради цельного мира никто не хотел. Потому сторонились орденцев не только нищие, но и обычные люди, семейные, мастеровые и зажиточные. Мало ли что взбредет в голову борцам с чужаками? Вдруг почудится, что ты не уважаемый Меньшак по прозвищу Мяско, уже десять лет торгующий телятиной и свининой на Сучьем Загривке, а пришлый, что натянул его личину. И как доказать иное?

Вот только как бы ни боялся народ, какие бы ужасы ни сочинял, но при первом же подозрении присылал вестников в этот самый дом, дабы меньшее зло