Лина Рейхарт Верховная. По тропе из еловых веток

1. Регинлейв

«Истинный Бог окутан тьмой,

Истинный Бог справедлив,

Истинный Бог не прощает предательства,

Истинный Бог забыт,

Истинный Бог отомстит…».

— Руками своих меченых.

Скрипучий, угасающий голос завершил последнюю строчку старого свитка.

Я вздрогнула, оборачиваясь к двери, но у входа никого не было. Только сущность, снующая от плеча к плечу, едко хихикала и бранилась. Она единственная нарушала покой поросшего паутиной склепа.

Одарив ее холодным, как мрамор под руками, взглядом, я хотела вновь обратиться к священному тексту. Но мыслями была очень далека от этого места.

Меченые. Те, кому истинный Бог даровал свою силу. Жалкие, угасающие искры, которых хватало разве что на мелкие изобретения вроде свистящих чайников со стрекозиными крыльями.

Как он собирался мстить?.. Церковь меняла эгрегор каждой боевой ведьмы — сестры-стихийницы больше не следовали за Истинным к Великой по тропе из еловых веток. У него остались лишь мы, слабые бытовые.

Глупый, очень глупый Бог. Скоро не останется никого, кто бы вообще знал истинного и верил в него. Темный эгрегор считался клеймом позора, страшным грехом. Таким запрещалось гордиться — лишь раболепно отмаливать, целуя икону Святого со слезами на глазах. Но никого не волновало, что в королевстве иных и не рождалось. Либо смертные, либо меченые.

Порой коллективный разум поражал своей глупостью или, скорее, трусостью. В любом случае, не мне их было винить за простецкое мирское желание прожить отведенный срок со всеми конечностями и в теплом доме.

Бесшумно чихнув от обилия пыли в изгиб локтя, я убрала свиток обратно в гроб. Почитаемый некогда священник не упомянул ровным счётом ничего нового, кроме омрачающей магический народ сказки. Нечто похожее наблюдалось и в безымянных могилах колдунов прошлого. Действительно важные сведения утекали, как вода сквозь пальцы, а общеизвестные факты хранились подобно зенице ока. Пахло прямым вмешательством Церкви.

— Хватит тратить мою энергию на шалости.

Я кивнула сущности на мраморную крышку, и она, все еще смеясь, помогла её сдвинуть. Близился предрассветный час. Смотритель кладбища мог в любой момент начать обход, поэтому стоило убраться до того, как он успел бы обнаружить на своей территории неуместного вторженца.

Попасться ему означало приобрести приглашение в один конец до темниц или, чего еще хуже, сразу на погост. Цепные псы Церкви не гнушались даже самых жестоких методов и могли приписать невинным какие угодно преступления. Все зависело от воли их господина.

Поднявшись на ноги, я отряхнула от пыли юбки черного платья и запахнула плащ. Взгляд прошелся по каменным стенам и полу, оценивая, не осталось ли лишних следов. Руки все время были защищены плотной тканью перчаток, отпечатки обуви старательно заметал фамильяр, все предметы оставались на своих местах. Хотя, казалось, в этом месте было нечего брать — разве что насовать по карманам комья мха и соскоблить прилипшую к постаменту грязь. Никто бы не рискнул тревожить вечный покой усопшего и, пожалуй, не допустил бы мысли, что у тысячелетнего священнослужителя есть что-то ценное. Тогда Церковь хоронила своих детей без материальных благ, считая важным лишь духовное — молитвы.

Зато при истинном Боге все делали на совесть. Клали еды в последний путь, снабжали еще одним комплектом одежды и оружием — боевыми ножами, серпами, косами без косовища. Всем, что могло понадобиться для противостояния стражам мертвого леса. А так же бережно укладывали лицом вниз, помогая усопшим братьям и сестрам найти дорогу к Великой. По крайней мере, так гласили найденные мной записи.

Утренние сумерки пришли с туманом и крупной росой. Свежий воздух отрезвлял после затхлости склепа, позволяя вдохнуть полной грудью. Сырая земля под ногами замедляла шаг, прилипая к подошвам ботинок с сухими листьями. Бессонная ночь и призыв забрали много сил, поэтому, как только сущность задвинула крышку склепа, я отозвала ее.

Живым последнее пристанище людей показалось бы страшным местом, но моя душа чувствовала себя здесь в спокойствии. Мертвые не вредили другим, это делали ныне живущие. Черкнув пометку в записной книжке зачарованным корневищем, я убрала ее в кожаную сумочку. Очередная вылазка не принесла результатов.

С губ сорвался вздох, рассеиваясь маленьким облачком пара. Пока я думала, что делать дальше и шла к черному ходу, сбоку раздалось хлопанье крыльев. Нарочно долгое, приветственное. Всегда подразумевающее один и тот же порядок действий. Я вытянула руку и согнула ее в локте, позволяя крупному ворону воспользоваться подготовленным насестом. Мы пересеклись взглядами. Его темные глаза по-птичьему обыкновению глядели на меня с интересом и язвительностью, ведь пернатый фамильяр в точности копировал характер своего хозяина. Несмотря на нашу дружбу, порой это сильно раздражало.

— Ну, давай.

Я невольно нахмурилась, когда ворон раскрыл клюв. В его глотке мелькнул маленький записывающий шарик:

— Бусинка, жду у стойки, — произнес мужской голос.

— Спасибо, Йон.

Ворон громко каркнул: кончики его перьев при взмахе крыльев неприятно мазнули по щеке. Все-таки, вредная птица меня не любила. И это было взаимно, из-за чего я часто звала его по имени, которое ворону совершенно не нравилось. Йон означало «голубь», так что ранимое воронье эго не признавало его.

— И о чем только думал Клемент?

Вопрос был риторическим.

Руки коснулись пошарпанной старой калитки. Вдали показался город — столица Этразии, Джерте. С холма она выглядела такой маленькой, что в голову и не приходило назвать ее сердцем королевства. Лишь чернеющие пики дворца и белеющие купола Церкви выглядели устрашающе-величественно на фоне уютных маленьких домов. Два столпа власти, две противоположности с единой целью — иметь контроль над другими.

Я хмыкнула, поражаясь своим внезапным рассуждениям. Наверное, всему виной была наглядность — здесь, под кронами могучих дубов, голова наполнялась разными мыслями. Но у меня не оставалось для них времени. Звала дорога.

Вся моя жизнь напоминала бег в колесе — излюбленное занятие глупых хомяков и крыс. Но я была куда хуже, чем они. Ведь домашние грызуны могли остановить свой бег в любой момент, а я была маленькой подопытной мышкой, которую лишили такой привилегии. Для меня прерванное вращение незамысловатого механизма означало смерть.

И сейчас эту подопытную мышку ожидало еще несколько часов непрерывной работы — ее ожидал глава информационной