но тут же опять обратился к корешу, — Сеня, а скока мы берём за посидеть одну минуту на нашей скамейке?

— По пятёре, — радостно и придурковато ответил второй гопник.

— С вас всё равно по пятёре, господа студенты.

В этот миг мой перстень будто бы пробудился, среагировав на опасность. Моя связь с ним резко усилилась: Иллюзия! — глаз филина пронзительно уставился в мой зрачок. На долю секунды мне показалось, что я маленький мальчик, стою в неестественно тихом лесу перед тёмным деревом, на высоте трех метров на ветке сидит здоровенный филин и с очень большим сомнением смотрит на меня сверху вниз.

Дальше я действовал по наитию. Я откуда-то знал, что могу заставить этих гопников видеть то, чего нет, что могу подсунуть им морок, который обманет их восприятие.

Я создал своего двойника, как бы в испуге неподвижно сидящего на скамейке, а сам выскользнул из их поля зрения. Гопники вроде бы ничего не заметили. Они по-прежнему видят меня на том же месте.

Подобрав округлый булыжник, прикинул вес и без тени каких-либо сомнений треснул первому по затылку. Раздался глухой стук, как при ударе обо что-то пустое, в некотором смысле так оно и было. Гопник опал, как озимые.

Гопниковский кореш, изрядно потрясённый моим манёвром, тут же передумал требовать с нас «по пятёре», и шустро рванул вдоль по улице, даже не попрощавшись. Двойник на лавке тем временем беззвучно исчез, словно был удалён «из кадра» опытной рукой монтажёра фильма. Только вот сам я уже давно перестал верить, что здесь снимают кино.

Я присел над телом и приложил палец к шее. Пульс, хоть и слабый, но есть. Затем без зазрения совести и вопреки адвокатской этике, «обшмонал» карманы, присвоив себе немного мелких денег и грубый литой кастет.

— Филипп… Филипп… — вывожу из оцепенения обалделого родственника. — Пойдём отсюда.

— Пойдём, Аркадий, — он поднялся со скамейки, но вместо того, чтобы идти, схватил меня за рукав. — Но так нельзя же. Ты ведь его обокрал…

— Что ты такое говоришь⁈ Это всего лишь лёгкая компенсация. Пойдём уже… пока Сеня на подмогу остальных хозяев скамейки не привёл.

Филипп снова согласно кивнул, но с места опять не сдвинулся.

— Аркаша, — сказал он жалобно. — А ты хотя бы меня вспомнил?

— Ну, конечно, вспомнил… Ты же кузен мой… пойдём скорее…

Идти от злополучной скамейки пришлось довольно далеко, зато «наш район» намного приличней тех рабочих кварталов, где мы нарвались на гопников. По пути я продолжал изображать ушибленного автомобилем человека, чтобы Филипп не заметил моего полного незнакомства с местностью. Он и так на меня смотрит с какой-то опаской, не вижу смысла испытывать психическую устойчивость парня на прочность и сообщать, что моё сознание переместилось из другого мира.

Он привёл меня в доходный дом, который сам назвал «номерами». Смирившись с моей временной недееспособностью, Филипп каким-то ловким привычным жестом вытащил ключ из моего кармана и сам открыл входную дверь.

— Отдыхай, Аркаша, — сказал он с искренней заботой в голосе, перед тем как оставить меня одного. — Вечером тётушка ждёт, но я придумаю что-нибудь… скажу, что ты нездоров.

Оставшись один, отдыхать я, разумеется, не стал, хотя голова и в самом деле гудела, как котёл. Нетвёрдо подошёл к овальному мутноватому настенному зеркалу и изучил свой новый облик. На прежнего себя похож очень отдалённо, зато я снова молод. Лет двадцать от силы.

Затем осмотрел комнату. Стены поклеены выцветшими от времени невнятными обоями, мебель очень давно знала лучшие времена, но это всё мелочи.

Покопавшись в столе, нашел удостоверение личности. Серая фотография не оставляет сомнений, что Филинов Аркадий Ефимович, — это теперь я. Вместе с паспортом нашёлся аттестат об окончании Серпуховского колледжа по специальности «право и управление городами», без отличия.

Судя по оценкам и прилагаемой характеристике, Аркаша Филинов учился, прямо скажем, без особого рвения. То есть, читать и писать прежний пассажир данного тела, конечно, умел, но, если лампочку в комнате выключить, то свет его разума не осветил бы стены. Скорее наоборот.

Ещё обнаружилась какая-то местная газета, из которой я узнал, что нахожусь в городе Кустовом, который вроде бы с Россией соседствует, но при этом частью Российской империи не является. Его тут так и называют — вольный город Кустовой.

Вернулся к зеркалу, осмотрел лицо и пострадавшую от удара голову. Не в поликлинику же мне идти? Ушиб. Были бы мозги, было бы сотрясение.

На голове хаотичное нагромождение бывших грязными, судя по всему, ещё до ДТП — волос, немного спёкшейся крови, на лице веснушки, цвет волос — русый. Серые глаза, нос короткий, глаза чуть прищурены, выражение совсем не внушает доверия, хотя это, наверное, уже моё, а не от природы. От проверки, насколько у меня много зубов, отвлёк шум на улице.

Рассеянно подошёл к окну, отодвинул массивную штору. На дороге иссиня-чёрная повозка, запряжённая двойкой чёрных же лошадей, сцепилась со здоровенной телегой, которую тянула крупная меланхоличная кобыла. Два мужика, оба бородатые, крупные, злые — старались их расцепить, при этом громогласно и витиевато ругались, парадоксально обращаясь друг к другу на «вы», но с добавлением разных забавных эпитетов.

Из повозки выглянула юная, красивая, словно сошедшая с картин Третьяковки, девушка. Будто почувствовав, что на нее смотрят, она подняла взгляд вверх и увидела меня. Я тут же заулыбался и помахал ей, она вежливо улыбнулась в ответ. Полюбовавшись красоткой несколько секунд, вежливо кивнул и с сожалением вернулся в комнату и к своим мыслям.

Громкий требовательный стук в дверь заставил вздрогнуть. Чёрт, ни радио, ни телевизора, никакого привычного шума. Тихо как в склепе, любой звук застаёт врасплох. Открываю дверь, ожидая снова увидеть «родственника», но за порогом вовсе не кузен. Немолодой усач в незнакомой форме.

— Филинов Аркадий Ефимович? — спрашивает он.

— М-м… Да, я.

— Прошу проследовать за мной.

Вот это называется «приехали», неужели новоявленный родственник успел заложить меня в полицию?

— Куда проследовать… позвольте спросить… — стараюсь звучать ровно.

— Вас желает видеть коллежский асессор Лещёв Демид Фирсович, — с нажимом сообщает усач таким тоном, словно я должен знать кто это. — Немедля!

И он остался стоять, вытянувшись во фронт, сердито и нетерпеливо прожигая меня глазами.

Так, начинаю соображать. Форма у него точно не похожа на полицейскую, скорее какой-то иной госчиновник. Пожалуй, я даже могу его послать, сославшись на неприкосновенность жилища и явное отсутствие ордера… был бы ордер, он бы его