Егор Букин Опять зима

I. Affection

Я теперь чувствую, что каким-то неудобным клином врезался в Вашу жизнь. Если можете, простите меня за это.

А. И. Куприн, «Гранатовый браслет»

В марте снова началась зима.

Еще вчера таял снег, постоянно светило солнце, и воздух был пропитан тем тонким запахом надежды, который можно почуять только весной. Но сегодня весь день шел снег, большими хлопьями, но какой-то мокрый, неприятный, будто вместо весны мы вновь откатились в начало декабря. И небо, еще вчера ярко-голубое, совсем побелело, словно его и вовсе нет. Еще вчера казалось, что чувства поутихли, а сегодня я проснулся в пять утра и, пока пытался вновь уснуть, все видел Ее лицо и чувствовал, как кто-то сжимает мое сердце горячей рукой. Так и не уснул. Еще вчера казалось, что и мыслей о Ней стало меньше, но сегодня я почти не могу отвлечься от них. Я и вправду вернулся в начало декабря.

Наверное, я зациклился. Я повернулся на этом человеке. Кажется, что и чувств уже никаких не осталось, но я вцепился в него и не хочу выпускать. А я для Нее — даже не друг. Всего лишь знакомый, от которого при случае будет легко избавиться. Просто временный этап. А я — вцепился, свихнулся, зациклился, потому что больше у меня никого не осталось… По ночам это чувствуется особенно остро.

Потому я так вцепился в Нее, хотя, конечно, стоило бы отпустить и вернуть все на круги своя. Я — знакомый. Я им и останусь. Если дальше этого меня не видят, если не хотят видеть дальше этого, то никогда и не увидят. Мне отказывали, мне отказывали не один раз, словно я какой-то прокаженный, но глупая надежда все еще жива, будто сердца умеют менять свое решение… По ночам эта глупая исступленная надежда, до которой я сам себя довел, совершенно срывается с цепи. На что я надеюсь? Я не знаю. Вернее, знаю, но это совершенно бессмысленно. Господи, почему я так зациклился на этом человеке, почему я на нем повернулся, зачем это все? Зачем?.. И почему это происходит после того, как все давно разрешилось не в мою пользу? Почему?..

Для чего я раздуваю эту крохотную искорку чувств? Если вдруг она вспыхнет, то что мне потом делать с этой любовью? Она же просто разорвет меня на части. Но тогда почему я так хочу ее вернуть? Почему я так хочу снова чувствовать эту обманчивую (поскольку безнадежную) легкость, эту воздушность и радость, когда человек рядом, пусть и он совершенно не твой, да и никогда им не будет. И почему от этой мысли сердце так жалобно сжимается, словно это не правда? Почему оно хочет любить того, кого любить не надо? Почему оно всегда хотело только этого?..

II. Pistol

Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете.

А. И. Куприн, «Гранатовый браслет»

Промозглые дворы кутались в темноту. Вдали рычали машины, спешащие домой. Мимо пробегали редкие люди. Заложенный от холода нос почти не дышал.

Я шел довольно быстро, но все равно успевал рассматривать городское небо — темное, беззвездное. Где-то по ту сторону, словно режиссер, наблюдающий за жизнью Трумана, сидел Бог и наблюдал за мной. Я смотрел ему прямо в глаза и с улыбкой шепотом благодарил за то в сущности немногое, но столь много значащее для безнадежно влюбленного человека, что он мне дал: за те полчаса, что я провел наедине с Ней возле окна, дожидаясь пары, за Ее смех и улыбки, и за те десять минут, что шел только с Ней до остановки — пусть и разговор откровенно говоря не клеился, поскольку в Ее присутствии моя голова просто отказывалась генерировать идеи. Она вообще была пуста и ни о чем не думала. Ни о чем, кроме Нее.

Зима и правда началась снова, но с противоположным чувством. Я ощутил себя тем, кого никогда не понимал, героем произведения, которому никогда не верил, — Желтковым из «Гранатового браслета»… Я знаю, что мое чувство совершенно безнадежно, знаю, что Она никогда не посмотрит на меня так, как я смотрю на Нее (сердце, прекрати дергаться, ты знаешь, что это правда!), но в то же время я не хочу застрелиться, не мучусь так, как мучился всего месяц назад. Вместо этого я радуюсь светлому чувству и храню внутри себя… Я даже не убиваю его, не хочу от него избавляться. Я просто даю ему быть в той форме, в которой оно хочет быть. Конечно, мало веселья в том, что ничего у нас не выйдет, — очень мало, — но это по крайней мере терпимо. А если что-то можно терпеть, значит с ним можно жить. Но когда я вижу Ее улыбку и слышу Ее смех на свои реплики, то сразу забываю о том, что грусть вообще существует в этом мире. И уж тем более я забываю о такой мелочи как «безнадежные чувства». Никогда бы не подумал, что невзаимность может приносить что-то помимо боли.

Наверное, Бог меня понимает. Он любит всем сердцем и, хотя очень часто натыкается на невзаимность и отрицание, — все равно продолжает любить, и всегда светлым, чистым чувством, которому плевать на все, хотя оно подчас совершенно безнадежно и никогда ни к чему не приведет.

Но на самом деле таить невзаимные чувства к человеку и не выказывать их (чтобы его лишний раз не тревожить) — весьма тяжелая работа. Почти всегда находишься в напряжении и натягиваешь поводья — не говори, не дотрагивайся, не смотри, терпи, терпи, терпи — и отпускаешь эти поводья лишь в одиночестве, вечером, слушая Cigarettes After Sex или около листа — и то украдкой, чтобы никто не видел, да и чтобы самого себя не покалечить…

III. Heavenly

Жизнь могла бы быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе: «Да святится имя Твое».

А. И. Куприн, «Гранатовый браслет»

В зыбком контуре сна я видел Ее спину. Белая куртка, льющиеся по плечам волосы, в солнечном свете казавшиеся позолоченными. Руки приближаются и складываются рупором у рта. Звука не слышно, но Она оборачивается, чуть приглядывается и начинает улыбаться — ждет. Вот она ближе. Объятие. Тепло. Тепло… и камера отдаляется, уходит из глаз в воздух. Вижу свое пальто. Вижу себя, идущего позади. Она стоит в обнимку с другим. Она улыбается другому. Я иду, сжав кулаки и стиснув зубы. Подходя ближе, через силу здороваюсь. Она здоровается в ответ. Прохожу мимо. Устало разжимаю кулаки. Прохожу мимо. Мимо…

…и просыпаюсь. Сердце будто сильно сжимает чья-то грубая рука. Я смотрю в потолок и ни о чем не думаю, будто в голову набили ваты, — но даже среди этого я умудряюсь вылавливать то, о чем думать бы вовсе не стоило.

В последнее время я начал тяготеть к религии. Я всегда был верующим, но верил пассивно, не ходя в церковь, редко благодаря Бога и лишь читая «Отче наш» перед сном, как учила бабушка. Теперь же, день ото дня, во мне появляются смутные желания сходить в церковь —