всегда держалась той стороны, где светила большая выгода. Бран, если говорить мягко и без трехэтажных выражений, был зверем в полном смысле этого многозначного слова. Его впечатляла только сила, а ум завораживала только власть. Сквоч был из породы одноглазых лих и, естественно, был великолепным оратором, а вот как политик он был безынициативен и бесхарактерен. Его было легко переманить на свою сторону, сбить с толку и заставить поменять свою еще недавно казавшуюся незыблемой позицию. В общем говоря, троица была еще та.

— Лешие предлагают тебя четвертым главой, и если ты согласишься, в Вертепске не будет больше политической силы, которая нас сможет остановить.

— Уговорил, чертяка языкастый. Предположим, я согласился и мы победили. Что дальше?

— Как что? Восстановление нас в павах.

— Ну, это вас, оборотней. Что после этого получит остальной «лесной народ» и вообще мирные граждане? Что изменится в Вертепске и его окрестностях?

— Мы сделаем мир чище и справедливей.

— А конкретнее можно?

— Я не настолько осведомлен о делах руководства, чтоб отвечать на этот вопрос. Сейчас стоят немного другие первоочередные задачи. Как только мы получим власть, вы поймете, глубокоуважаемый Харм, что с нами жизнь станет лучше, минимум не хуже.

— Но если жизнь станет не хуже, то зачем менять шило на мыло? Вы планируете сделать жизнь такой же, как сейчас, но зачем менять то, что есть, на то, что может быть, но примерно такое же?

— Я не политик и не оратор, мне трудно размышлять над этими вещами. Знаю только одно. Каждый патриот лесного братства должен для выполнения поставленной задачи приложить как можно больше усилий, умений и усердия, и тогда жизнь станет такой, которую мы хотим.

— Для того, чтоб наше существование улучшилось, нужно как минимум найти существ в будущее правительство идеально чистых и объективных. Есть такие?

— Найдутся. Выбор народа всегда правильно определяет самых лучших.

— Уже пять сотен лет кандидаты на высшие посты из лесного народа не занимают их, хотя нас обычно больше по количеству, чем других народностей. Вывод? Я предполагаю, что это оттого, что выборы большинством не всегда есть выборы верные. Народ можно обмануть, переубедить, и тогда лучшие и объективные останутся за бортом событий, а власть захватят лизоблюды и мздоимцы. Как вы собираетесь с этим бороться?

— Согласен с вами, достопочтенный Харм. Все это может случиться, но не в нашем обществе. Так как существа, которые поддерживают нашу идею, хоть и темные по сути, но чисты сердцами и помыслами.

— То есть вы предлагаете проводить выборы только тем составом, который поддержал идею и движение? Но тогда позвольте вас уверить, что не все идущие за вами имеют патриотические стремления. Есть и те, кто идет по меркантильным интересам.

— Если сложится так, что народ сам себе не сможет выбрать правителей, то этим займутся основатели движения, а их твердости и патриотизму не доверять нет смысла.

— То есть лучшие будут выбирать лучших?

— Примерно так.

— Тогда тут вообще нет смысла. Если выбирать будут лучшие, то они выберут априори или себя самих, так как лучше них нет по определению, или заведомо хуже себя, и тогда, естественно, в правительство все рано попадет какой-нибудь тип с червоточинкой лизоблюдства или меркантильности.

— Они не будут выбирать с червоточинкой.

— Тогда остается только первый вариант, а это не что иное, как борьба за власть, и не более. Прийти к власти и назначить себя царем на основании того, что только ведущий знает, куда следует стадо, что может быть банальней?

— Я думаю, что не все так страшно, уважаемый Харм. Всегда есть существа, для которых дело превыше личного интереса. И если такие будут, то наши вожаки их найдут и приведут к служению народу.

— Идеальных думающих существ не бывает. Каждое существо, если у него есть хоть капелька разума, в первую очередь думает о себе. Это закон выживания. Иначе бы на этой планете, кроме цветов и травы, давно бы уже ничего не существовало.

— Кроме плотских стремлений у каждого есть еще и другие, так называемые людьми духовные. Люди верят в добро и справедливость, поклоняясь Саваофу, мы же признаем кодексы чести и волю Великого.

— Окститесь, сударь, — засмеялся Харм, — ваши духовные ценности устарели тысячи, а то больше лет назад. Хоть мы и не люди, но сродни им идем по дороге прогрессирования и разрушения. И чем дальше мы проходим по этому пути, тем дальше мы отходим от тех принципов, о которых вы глаголете.

— С этим трудно, но можно поспорить.

— А вот тут вы не правы. Спорить тут бесполезно, так как эта аксиома, — оговорюсь заранее: для меня аксиома, для вас теория, — проста до банальности, тем, естественно, и гениальна.

— И в чем же заключается ваша теория?

— В двух спиралях прогресса либо, если хотите, одной, но с двойственным значением.

— Теория Листрудия?

— Она самая, а вы не такой зверь, каким кажетесь на первый взгляд.

— В человеческой ипостаси я окончил в свое время гуманитарную академию в столице.

— А вот этот факт косвенно, но подтверждает теорию Листрудия.

— И чем же?

— Ну, давайте взглянем немного назад. Я не знаю вашего возраста, но, думаю, «Светлые века» и «Эпоху знаний» вы не застали?

— Увы, я молод, зелен и сир. Сознаюсь и каюсь в этом.

— Ничего, мой друг, возраст, мозг и просветленность — дело, в принципе, наживное. Не печальтесь, — Харм оценил шутку собеседника. — Оглянитесь немного назад, и вы увидите, что раньше было меньше всякой гнили и беспутства. С самых древних времен темные были заняты добыванием пищи, не было ни подручных средств, ни парализаторов, ни банков крови. Ничего не было, что сейчас обеспечивает безбедную жизнь неродившимся, неумершим и всем остальным. Мы восхищаемся сейчас подвигами наших предков, так как сами не способны на что-то подобное. Мы пользуемся благами цивилизации и страшно этим гордимся. Варвар, не знающий слова «телевизор», не разбирающийся в последних марках автомобилей и не умеющий самостоятельно юзать всемирную сеть, вызывает у нас только сочувствие и брезгливую улыбку, но в то же время мы гордимся своими пращурами и их подвигами, которые тот же варвар может проделать и проделывает каждый день сейчас. Посмотрите на современных оборотней, рост их и сила почти не отличаются от средней шавки дворового разлива, и сличите это с легендами, где такие же, как они, рвали хотя бы двести лет назад в собачьих боях бойцовые породы и пачками укладывали в сырую землю преследующих их гончих. Вы гордитесь, что акселерация делает вас выше и красивее? Этим можно гордиться, но если не учитывать