нежную и волнующую, грустную и одновременно весёлую мелодию нашей любви. Я играл, забыв об ободранной, кровоточащей коже рук, о том, что пальцы почти не гнутся от укусов вездесущих москитов, что от усталости и ран горят ноги, а тяжёлая голова едва удерживает уплывающее сознание. Мои мысли были с Тайрой, я вновь и вновь кружил её в танце, а она смеялась, повторяя:
— Ещё, сыграй ещё раз, пожалуйста, Стиви!
Усталая рука нехотя оторвала смычок, я тяжело дышал, жадно глотая раскалённый воздух, сырой от тумана и слёз. Вокруг был только волнующаяся белая пелена, без следа растворившая в себе странных существ, но мне было всё равно ― в голове ещё звучала мелодия, и, опустив руки, я пошёл вперёд, не удивляясь, что пространство послушно раздвигается, выводя к тому самому месту, где мы вчера расстались. И только оказавшись здесь, ноги подкосились, а тело полетело навстречу земле…
Я открыл глаза: Тайра сидела с печальным лицом на краю больничной кровати, осторожно поправляя одеяло, и вздыхала. Увидев, что «пациент» пришёл в себя, она радостно вскрикнула, чуть не задушив мужа в счастливых объятиях. Уже через несколько минут мне стали известны все подробности произошедшего: после внезапного землетрясения я упал, ударившись головой, и потерял сознание. Тайра помчалась за помощью, но, когда вернулась вместе с Виком и его сыном, меня на месте не оказалось.
Видимо, «пострадавший» очнулся и сам пошёл искать дорогу. Спутанное сознание увело его далеко в сторону, жена подняла на ноги спасателей, но, к всеобщему удивлению, на второй день ослабленный и обезвоженный «потеряшка» сам вышел к ним. Меня немедленно положили в местную больницу: больше всего пострадала кожа рук, в остальном же всё было не так плохо ― я отделался лёгким сотрясением мозга, так что через неделю можно будет вернуться домой…
Вывалив новости на одном дыхании, Тайра надолго замолчала, всхлипывая на моём плече. Успокоившись, она еле слышно прошептала:
— Прости, Стиви, я во всём виновата: хотела устроить для тебя незабываемый праздник, а вот что получилось…
Нежно погладил её растрёпанные волосы:
— Не переживай, малыш, всё же обошлось, и кое-что на этот раз точно удалось ― нам ещё долго не забыть этот День рождения…
Мы посмеялись, и только через некоторое время я решился её спросить:
— Дорогая, вспомни, когда меня нашли, не было ли рядом чего-нибудь странного?
Тайра вскинула брови:
— А, точно, точно… Я сохранила их на память, может, объяснишь, зачем это тебе понадобилось?
И она вынула из прикроватной тумбочки большой кусок коры и тонкую ветку. Мне не удалось подавить вздох разочарования:
— Ерунда какая-то, сам не знаю, зачем в них вцепился…
Жена засмеялась:
— А я, кажется, догадываюсь: если присмотреться ― по форме они очень напоминают скрипку и смычок, вот, наверное, ты и не смог пройти мимо, да? Негодник, только о музыке и думаешь…
Я засмеялся:
— И о тебе, любимая…
Лицо у Тайры вдруг стало непривычно грустным:
— Ты хоть что-нибудь помнишь о своих блужданиях по лесу?
— Нет, совсем ничего, ― не задумываясь, почему-то соврал я.
Она отвернулась, её плечи печально опустились:
— Может, это и к лучшему…
У меня внезапно бешено заколотилось сердце.
— Тайра, скажи, только честно ― ты считаешь своего мужа хорошим скрипачом?
Она повернулась, прижав к себе кору и никчёмную палку.
— Не просто хорошим, Стив, ты ― особенный, поэтому я всегда буду рядом с тобой…
— Потому что любишь…
— Да, и потому что тебе нужна надёжная защита.
Сердце на мгновение замерло, чтобы перейти из галопа в замедленный, тревожный бег. Я внимательно присмотрелся к жене: что-то неуловимо изменилось в её облике. Мой голос хрипел от волнения:
— Тайра, ты сегодня немного другая…
Её золотистые глаза сияли удивительным светом, но смотрели сквозь меня куда-то вдаль. Она тряхнула длинными, серебристо — пепельными волосами и засмеялась знакомым, протяжным смехом:
— Я всегда была такой, ты просто не замечал этого, Стиви…
Сердце пропускало удар за ударом, пока Тайра доставала из шкафчика старый футляр, убирая в него удивительные скрипку и смычок…